Война под терриконами. Донецкий сборник

Плац был настоящий, как и флагшток для подъёма знамени, как и останки некогда целой трибуны для приёма парадов. Гвардейский гаубичный самоходный артиллерийский дивизион на самом деле располагался на территории бывшего пионерского лагеря, который был отбит вместе с посёлком у врага ещё в конце первого года войны. Деревянные корпуса для солдат сверху обшили сухой штукатуркой и фанерой. В каждую комнату поставили по буржуйке с трубой наружу через форточку. Отремонтировали летний душ, восстановили столовую, запустили котельную, скосили заросшие газоны и даже взрыхлили их для возможной посадки цветов. Укрепили мешками с песком блокпосты с фронтального и тыльного заездов, повесили шлагбаумы. Бывший административный корпус превратился в штаб, барак пионервожатых – в офицерское общежитие. Медпункт остался медпунктом, где врачевала и проживала старший сержант медицинской службы стройная блондинка Танечка, которую на построение не приглашали, о чём было издано негласное распоряжение командира дивизиона…

Но главное, с чего началось наведение порядка в освобождённом оазисе здоровья и отдыха ещё советской детворы, это немедленная и плотная закраска названия пионерского лагеря, красовавшегося над въездом в главные ворота и гласившего, что в этом счастливом уголке живут и радуются… «Петушки». Понятно, что многие слова в эпоху развитого социализма и высокой идеологической нравственности имели совершенно иное прочтение, интерпретацию и толкование, но наступили другие времена, поменялось миропонимание и мыслесловие, которые никак не позволяли жить под такой вывеской, особенно бывшим зэкам, которых только в нашей батарее была почти половина…

Построение прошло без эксцессов и обычных нагоняев начальников служб. Развод прошёл обыкновенно, и все быстро разошлись. На плацу остались стоять строем трое наших разведчиков, Дуйчик и Дикий, который, дождавшись ухода с плаца старшины, вышел вперёд.

– Равняйсь! Смирно! – чётко скомандовал он. – Рядовой Г., выйти из строя!

Ильдара подтолкнули, и тот, размахивая невпопад руками, как детище Франкенштейна, сделал два длинных шага в болтающихся кирзовых сапогах, повернулся не по уставу вокруг себя, продолжая мотать руками по инерции хода. Наконец остановил все движения и, отдав честь, громко отчеканил:

– Рядовой Дуйчик прибыл.

Дикий не стал отчитывать за незнание азов строевой подготовки, а только раскрыл красную папку, которую с самого начала держал в руках, и громко, с фейсом государственного важняка начал читать текст:

– «Приказ номер тыща пятьсот тридцать пятый от… августа две тысячи шестнадцатого года о присвоении внеочередного позывного рядовому Г. – Дикий откашлялся и, сложив брови домиком, так же деловито продолжил читать: – В связи с героическим выполнением особых боевых заданий, поручений, приказов главного командования гвардейской мотострелковой бригады отныне рядовому Г., носившему позывной Дуйчик, присвоить новый позывной-Торнадо. Приказ вступает в силу после оглашения перед строем. Главнокомандующий всеми артиллерийскими войсками республики генерал армии Б.».

Разведка еле сдерживалась от взрыва гомерического хохота, и только искреннее нежелание вдруг обидеть мальчишку заставило всех заглушить внутри себя естественную реакцию на очередное «Вокруг смеха» от Дикого.

Новоявленный Торнадо стоял с гордо вытянутой вверх головой, и при ярком солнечном свете отчётливо выделялся свежий шрам на раненом носу, а накатывающие на глаза слёзы и трясущаяся нижняя губа вдруг заставили Дикого остановить балаган. Ему стало неуютно и стыдно от происходящего издевательства над глупым мальчишкой. Дикий с разведчиками кинулись успокаивать Ильдара, похлопывая по плечу, поздравляя и приговаривая простые слова от «Да ладно, извини, братан» до «Если кто обидит, нам скажи». Старший сержант достал из кармана и прикрепил на липучку слева над верхним карманом новую нашивку с надписью «Торнадо». Потом заложил в карман Ильдару небольшой свёрток, сказав уже действительно серьёзно и от души:

– Носи, сынок. Ты заслужил.

Все тронулись в сторону казармы, когда Торнадо резко остановился и неожиданно спросил:

– Товарищ старший сержант, а ведь я главнокомандующего просил, чтобы меня Вихрем называли. Он сам придумал мне позывной? Я ему благодарность напишу. Отнесёте в следующую субботу?..

Остановились. Мгновение смотрели на Ильдара, мгновение друг на друга, а потом минуту назад еле сдерживаемый смех с новой необузданной силой вырвался наружу так, что даже Дикий, согнувшись, свалился на стожок свежескошенного сена и долго хохотал, подёргивая с каждым приступом ногами.

Вечером старшина вызвал Торнадо в каптёрку и выдал в кои-то веки новенькую форму и шевроны бригады с изображением рычащего медведя, а ещё поношенные, но пока справные берцы. Снимая старую, застиранную добела гимнастёрку, он вынул из кармана свёрток пергаментной бумаги, развернул и увидел на ладони знак в виде овального золотого лаврового венка и с золотой же надписью под эмалью на Красном знамени-«Гвардия»…

* * *