Война Поппи (ЛП)

— Пока не знаю, — пожимая плечами, она встает. — Но от тебя пахнет потными носками. Сходи прими душ, ладно?

Она осторожно опускает руку между лопаток, толкая меня в сторону коридора.

— Я пахну мужчиной, — бормочу я себе под нос, и это замечание заставляет ее фыркнуть.

— Ну, запах мужчины сам по себе противен.

Остановившись, я оборачиваюсь и упираюсь руками в стены узкого коридора. Поппи кладет руки на бедра, приподнимает одну бровь и поджимает ярко-красные губы.

— Ой, возможно. Я не помню, чтобы ты была такой неженкой, — я улыбаюсь, хватаю ее и прижимаю к своей потной груди, чтобы обнять.

Она кричит.

— Отпусти меня! О, Боже мой… — она сухо вздыхает. — Ты пахнешь… О, Боже… чем-то ужасным. Смертью… Ты пахнешь дохлой кошкой или барсучьим жиром. Еще лучше — мертвым котом, вымоченным в барсучьем жире, — она снова задыхается.

Я откидываю голову назад, смеясь, и удерживаю ее еще секунду, пока она борется со мной. Когда отпускаю ее, она с возмущением смотрит на меня.

— Я обижен, — заявляю я, шмыгая носом и стягивая рубашку через голову. Ее взгляд на секунду падает на мой живот, и я ухмыляюсь, прежде чем свернуть в ванную.

— Ты обиделся?! — кричит она мне вслед, когда я захлопываю дверь ванной перед ее носом.

Десять минут спустя я вхожу в гостиную, одетый в джинсы и футболку с длинным рукавом. Она окидывает меня взглядом с ног до головы, уголки ее губ слегка изгибаются.

— Я думаю, ты справишься.

На пути к двери мой взгляд скользит по ее заднице в этих обтягивающих джинсах. Черт возьми, это же Поппи. Поппи!

— Куда ты собираешься? — спрашиваю я.

Она оглядывается на меня взгляд через плечо.

— Я же тебе сказала, что пока не знаю. Просто… на улицу,

***

Ненавижу людей. Так и не привык к ним. Черт возьми, есть куча вещей, которые я никогда не делал и не любил. Но сейчас для меня настоящей проблемой стало скопление людей. Поппи сидит рядом, бросая на меня нервные взгляды, пока поезда подземки проносятся мимо по рельсам. Я зажмуриваюсь и пытаюсь восстановить дыхание. Стены металлической подземки, несомненно, давят на меня, потому что она погребена под тяжестью целого гребаного города.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

— Ага, — быстро отвечаю я. Мои кулаки сжимаются так сильно, что костяшки пальцев болят, и я чувствую, как от пота ткань футболки начинает липнуть к спине.

Она хватает меня за руку, заставляя раскрыть пальцы. Медленно она проводит большим пальцем по складке моей мокрой от пота ладони.

Все в порядке… — шепчет она.

Это даже не должно быть проблемой. Люди занимаются этим дерьмом каждый день, но все мое тело в состоянии повышенной готовности. Инстинктивно мой мозг постоянно выискивает угрозы и ищет пути к отступлению. Человеческое стремление к выживанию всепоглощающе, и когда ты побывал в таких местах, как я, этот инстинкт выходит из-под контроля. Каждый субъект становится угрозой. В самых обычных ситуациях вы можете мгновенно стать враждебным, и мир, каким вы его знаете, становится одним большим испытанием на выживание. Только это не война. И неважно, сколько раз я повторяю себе это, мой разум не может победить инстинкт. А тело не может забыть травму.

Как только метро останавливается у Найтсбриджа, я вскакиваю на ноги, выдергиваю руку из пальцев Поппи и протискиваюсь сквозь толпу. Люди кричат и ругаются, но мне плевать. Я не останавливаюсь, пока не оказываются на улице. Смог городского воздуха еще никогда не был таким соблазнительным.

— Брэндон… — кричит Поппи где-то позади меня. К тому времени, как догнала меня, она успела запыхаться.

Я ухмыляюсь ей.

— Тебе нужно пойти в спортзал.

— Замолчи.

Я фыркаю.

— Ладно, ты затащила меня в этот дерьмовый город. Что теперь?

— Не знаю. Меня просто тошнит от этой паршивой квартиры и грязного бара.

— Меня все устраивает, — смотрю на нее. — Знаешь, у меня дома есть травка и виски…

Поппи хмуро смотрит на меня.

— Тебе нужен свежий воздух, — она произносит эти слова как раз в тот момент, когда мимо проносится двухэтажный автобус, а густой запах выхлопных газов наполняет воздух.

— Такой чертовски свежий, — ворчу я. — Отравление угарным газом… как раз то, чего я всегда, блять, хотел.

— В твоей траве тоже есть угарный газ, придурок, — она смеется.

— Хороший вид, — фыркаю я, оглядывая шумную улицу.

— Угу. Итак, что мы делаем?

— Господи, женщина. Это ты притащила сюда мою задницу. — Рядом с перилами, ведущими в метро, стоит металлическая скамья, и я плюхаюсь на нее задницей. — Я просто посижу здесь, пока ты не примешь решение.

— Ты действительно хочешь оставить это решение за мной? — на ее губах играет кривая улыбка.

— Вот что: ты принимаешь решение, и я скажу тебе, пойду ли я с тобой или, черт возьми, отправлюсь домой.

— Лондонский Тауэр, затем музей мадам Тюссо и Лондонский глаз.

— Я домой, — я поднимаюсь на ноги. Она хватает меня за руку и смеется.

— Ты не можешь оставить меня здесь, — говорит она, делая то самое грустное лицо, когда она становится до невозможности хорошенькой.

— Смотри на меня.