Война Поппи

— Брэндон, — вздыхаю я, — спрячь это.

Он смеется.

— Моему члену все еще нужно, чтобы его пососали. А ты спугнула того, кто добровольно хотел это сделать.

С раздраженным стоном хватаю его за ухо и сжимаю пальцы.

— Спрячь его.

— Оу, бля… — он поспешно заправляет джинсы и застегивает их.

— От тебя несет виски и мочой, — говорю ему, отпустив ухо.

— Это запах мужчины, — выдает он.

— Мужчины? — сдерживаю смех, потому что я зла на него и не хочу, чтобы его пьяный мозг думал о чем-либо другом. — Это вонь, как ни крути.

Он путается в ногах и врезается в стену. Я подхватываю его и поддерживаю, чтобы он не упал.

— Идем, — говорю я, направляясь к своей машине. — Отвезу тебя домой, пьяная ты крыса.

— Ага, ага, — он машет рукой. — Просто испорти мне все долбаное веселье.

* * *

Брэндон безуспешно тыкает ключами в дверь и несколько раз роняет их, пока я не отбираю их у него и не вставляю в замок. Как только дверь открывается, он заваливается в комнату и проходит несколько коротких шагов, чтобы добраться до дивана, прежде чем упасть на него лицом. Его рука свешивается с края подушки, касаясь пальцами заляпанного ковра.

Я щелкаю выключателем. И у меня падает челюсть при виде его комнаты. Вокруг валяется около десятка пустых бутылок из-под виски. Смятые пивные банки. Коробки из-под пиццы с недоеденными остатками. И там, под дерьмовой заменой журнального столика, стоит стеклянная миска, полная обугленной травки. Запрокинув голову, я вздыхаю.

— Что за хрень, Брэндон? — бормочу себе под нос.

Он всегда был чистюлей, на грани обсессивно-компульсивного помешательства на чистоте. Как он может жить в этом беспорядке? Я снова осматриваю комнату, взгляд упирается в боксерскую грушу в углу комнаты. Я подхожу к ней и тыкаю пальцем. Она даже не шелохнулась. Белый материал был порядком изношен, а дырки заклеены серебряной изолентой. И кровь — эта проклятая штуковина была покрыта засохшей кровью. Брэндон… Я качаю головой, возвращаясь к его почти бессознательному телу, растянувшемуся на грязном диване.

— Ох, черт.

Он не двигается, но я слышу его урчащий желудок. Внезапно он садится и падает на пол.

— Черт, — снова стонет он и медленно ползет по полу.

— Что ты делаешь? — я иду за ним и наклоняюсь, пытаясь поднять его на ноги, но он лишь отталкивает меня. Он двигается к крохотной ванне за коридором и хватается за дверной косяк, чтобы подняться. Его ведет и шатает, и, прикрывая рот рукой, он бросается внутрь и захлопывает за собой дверь.

Следующее, что я слышу, это звуки рвоты и кашель, за которым следует поток ругательств. И вот я стою в его коридоре, а из-под двери доносится запах желчи и виски. Звуки ужасной рвоты стихают. Доносится шум смываемой воды в унитазе, и дверь распахивается. Брэндон стоит в дверном проеме, его глаза покраснели, а лицо горит. Он закатывает глаза, кряхтит и, спотыкаясь, идет по коридору в другую комнату.

— Брэндон…

Он снова взмахивает рукой и кряхтит. Я иду за ним в спальню. Он стягивает рубашку через голову, бросает ее на пол, затем плюхается спиной на хлипкий матрас.

— Я в норме, — выпаливает он.

— Да, я лишь… — я сажусь на край кровати и запускаю пальцы в его густые волосы. Я так по нему скучала. — Я… Я рада тебя видеть. Неважно, насколько я зла на тебя, я не могу не радоваться тому, что ты жив.

— И я не… — он икает, — не это имел в виду, — загадочно произносит он.

— Знаю.

— Ты всегда все знаешь, опоссум.

И в этот момент подступают слезы. Я отворачиваюсь, чтобы стереть их с лица.

— Ты все еще ненавидишь, когда я так тебя называю? — он ерошит мои волосы.

Я пожимаю плечами.

— Ты всегда ненавидела это, поэтому я тебя так называл… я… — и он захрапел. И отрубился.

Я смотрю на него в темноте, наблюдая, как его спина поднимается и опускается в такт глубоким вдохам. Его лицо покрыто синяками, а нижняя губа разбита в драке. И, оглядывая эту комнату, я знаю — он сломлен. Он страдает. И еще кое-что насчет Брэндона: он всегда выходил из себя при первой мысли о том, что ему будет больно. Думаю, здесь то же самое. Коннор был его братом не по крови, но по собственному выбору, а, если задуматься, это должно значить гораздо больше. Они решили заботиться друг о друге.

— Опоссум, — бормочет Брэндон сквозь сон, его дыхание все еще неровное.

Я могу лишь закрыть глаза и вспомнить тот момент, когда он впервые назвал меня так.

Мой взгляд прикован в окровавленной коленке. Брэндон останавливается на секунду и переводит дыхание.

— Сколько ты весишь? Господи, — произносит он, перехватывая меня за своей спиной. — Мне придется нести тебя на себе до самого дома, так ведь?

В ответ я всхлипываю, и он вздыхает.

— Ладно, но я говорил тебе, что ты едешь слишком быстро. Ты не можешь угнаться за теми взрослыми ребятами.

— Они смеялись надо мной.

— Знаю, знаю.

Я шевелю ногой, пытаясь избавиться от жгучей боли, и Брэндон качает головой.

— Я буду весь покрыт кровью, — фыркает он.

— Надо было позволить Коннору меня нести, — отвечаю я.

— Ой, да он бы просто уронил тебя на полпути к вершине холма. Он слишком жирный, — Брэндон запыхался, и мне становится смешно от этого. — Чего смеешься?