Война Поппи

Его мускулистые руки обвивают меня, и я делаю единственное, что могу в этот момент — цепляюсь в ответ за него изо всех сил. В нем ощущается нечто бесконечно знакомое и безопасное. Коннор, без сомнения, был частью моей души, но Брэндон — он часть моего сердца. Пока у меня есть он, я не одна, и он не один. И когда есть возможность поделиться чем-то столь ужасным, как это горе и сожаление, с кем-то, кто вас знает, это точно чего-то да стоит.

— Ты можешь остаться здесь. Я посплю на софе, — бормочет он, и его теплое дыхание шевелит мои волосы.

— Спасибо.

— Но ты не будешь выбрасывать мои "Коко Попс".

— А ты не будешь жить только на хлопьях и пиве.

— Я и так этого не делаю, — он отстраняется от меня, и кривая улыбка, которую я так хорошо помню, расползается по его губам.

— Правда?

Я подхожу к холодильнику, открываю его и вижу пакет прокисшего молока и кусок застарелой пиццы на полке — ни на тарелке или в упаковке, а просто кусок пиццы на полке.

— Ну, ладно, — говорю я, прежде чем захлопнуть дверцу. — Пусть будут хлопья, пиво и пицца, — сгребаю ключи с тумбочки и иду к двери. — Идем.

— И куда мы?

— В магазин за едой для взрослых. А теперь возьми рубашку и прикрой эту тату-крысу.

— Чертова крыса… Это опоссум! — он громко топает по коридору, и я закатываю глаза. Господи.

* * *

Позади меня плачет ребенок в коляске, и Брэндон затыкает уши, покачиваясь взад-вперед.

— Сколько времени тебе нужно, чтобы выбрать гребаные помидоры? — спрашивает он, хватая один из самых больших с середины горки. Несколько крупных помидоров скатываются на пол супермаркета.

— Этот недостаточно спелый, — говорю я, забирая у него помидор и возвращая на полку.

Он вздыхает и уходит в противоположном направлении. Я качаю головой, беру несколько спелых томатов, кладу их в пакет и закидываю в переднюю часть тележки. Бананы, яблоки… брокколи… О, он точно это оценит… Я заканчиваю загружать тележку свежими овощами и продолжаю свой веселый путь. Я прохожу мимо пары, остановившейся посередине прохода, спорящей о том, какой чай покупать. Мы с Коннором делали также. Я бы сказала "Твиннингс", а он бы настаивал на "Йоркшире". Я сглатываю этот комок боли, как маленькую зазубренную таблетку, прочищая горло и толкая тележку через магазин, и слышу, как проклятое колесико раздражающе скрипит, пока ищу Брэндона.

Я подхожу к отделу замороженных продуктов, и вот он здесь — дверь морозильной камеры приоткрыта бедром, а в руке — ящик пива "Stella".

— Кхем, — я встаю позади него, а он едва поворачивает голову. Он пялится в тележку, качая головой с явным отвращением на лице. И достает пиццу из морозильника.

— Никакой пиццы, — строго говорю я. — Положи на место, Брэндон.

Он усмехается:

— Все такая же властная? Это диета бойцов, — пожимает плечами, придерживая пиццу и пиво, а затем сгружает в тележку и то, и другое.

Я вздыхаю.

— Даже думать не хочу, в каком состоянии твои сосуды.

— Есть куча дерьма, которая может тебя убить раньше, чем это сделает сердечный приступ, Опоссум. Жизнь слишком коротка, чтобы есть всякую хрень, которая выглядит будто мини-дерево.

И как тут поспоришь?

Глава 8

Брэндон

“The Pretender” — Foo Fighters

Я держу зажигалку над маленькой стеклянной трубкой, наблюдая за тем, как в чаше загорается зелень. Делаю вдох, вбирая едкий дым глубоко в легкие, и задерживаю его. Я отчетливо чувствую на себе взгляд Поппи с другого конца комнаты, но игнорирую его.

— Серьезно, Брэндон? — фыркает она. — Травка?

— Сжигаю рождественскую елку, Опоссум. Хочешь немного? — протягиваю ей дымящуюся трубку.

Она хмурит брови, качает головой и отталкивает ее от себя.

— Нет уж. Никакой рождественской елки. Спасибо. — Минута тишины, пока я снова затягиваюсь из чаши. — Зачем ты вообще куришь это дерьмо? Я не видела, как ты куришь травку с тех пор, как в шестнадцать лет, на вечеринке у Хоббита, он подговорил тебя выпить воды из бонга. Коннор сказал тебе не делать этого, но ты, тупица, так и не послушал его. И что произошло, а?

Я смотрю на нее, задержав дыхание и позволяя травке медленно проникать в мои легкие. Я жду, когда мой пульс замедлится, и наступит это онемение, в котором я так отчаянно нуждаюсь.

— Тебя стошнило, — отвечает на свой же вопрос Поппи. — Так ведь? На меня и на ту девчонку, которую ты хотел трахнуть, как там ее звали? Бетти… что за дурацкое имя, — она закатывает глаза. — Потом тебе было плохо три дня.

Я ухмыляюсь, отчего облако дыма срывается с моих губ.

— Вот это уж точно не вода из бонга, — кашляя, я усмехаюсь. — Это заставит тебя забыть обо всех проблемах.

Поппи лишь качает головой, и на долю секунды мне становится немного стыдно, но я отмахиваюсь от этого неуместного чувства. У Поппи всегда был способ заставить меня чувствовать себя виноватым, а сейчас еще сильнее, чем когда-либо, потому что на данный момент у меня накопилось достаточно поводов ощутить вину в полной мере. Вот почему лучше вообще ничего не чувствовать.

Я пребываю в блаженном оцепенении, когда дверь щелкает, и входит Киан, один из парней с бойцовского ринга. Я хмуро смотрю на него.