Война после войны (СИ)

Первый разговор с Елагиным был непростой, но, неожиданно для меня, прошёл без осложнений и плавно перерос в крепкую дружбу между нашими семьями. Чету Елагиных мы поселили в доме Дочки, Вера перебралась к нам и весь март мы обсуждали нашу дальнейшую совместную работу и намечали развитие островов. Я видел, что Елагину это действительно интересно, но ему надоело заниматься только хозяйственными и производственными делами и он рад новому для него приложению его ума и опыта. Не учёл я, включая его в игру с Организацией, что любви к нацистам, а особенно к гестаповцам, он тоже не испытывает. Так что его живое и активное участие было для меня приятной неожиданностью.

Жена Елагина поначалу здорово смущалась, но потом освоилась с моими девчонками и неожиданно была загружена Дочкой работой на островах. Дочка, как всегда, понимала меня без слов. Будущие миллиардеры и владельцы островов должны принимать активное участие в их развитии, а лучше, чем личная заинтересованность стимула не найти. В общем, всё, как всегда, я полчаса думаю, а потом все носятся как оглашенные, а сейчас мне ещё ко всему прочему Елагин думать помогает.

Самый тяжёлый разговор за последние две недели наших обсуждений произошёл у нас четыре дня назад. Я очень долго к нему готовился, прекрасно понимая, что ни Лис, ни Ким, ни Багг' и вообще никто из моих друзей и подчинённых не поймет, почему я так долго молчал. Скрывал я такую убойную информацию только по одной причине — информация у меня была неполная. Общая картинка начала складываться у меня только две недели назад. Ровно через сутки после того, как я получил полный список документов, захваченных нами в Риге.

Встретились мы неурочно, я специально пригласил только Лиса, Кима и Багги. Мы уже всё обговорили и утрясли общие детали, остался только общий банкет и дальнейшая планомерная работа. Начал я, как всегда издалека.

— Я вам сейчас расскажу одну историю, за которую вы меня будете долго бить, и скорее всего ногами. Во время нашего совещания на корабле я попросил Малышева предоставить мне полный список документов, захваченных нами в Риге и списки документов, перевозимых курьерами Гиммлера. Кроме этого, без объяснения причин я попросил Малышева предоставить мне закрытую информацию, касающуюся медицинских разработок нацистов в концлагерях. Две недели назад все заказанные мной документы привёз мне Лис. Сопоставив их, я получил дополнительную информацию, которой готов поделиться.

Для меня эта история началась в сорок третьем году. В тот самый вечер, когда «Лис» с «Рубиком» допрашивали всем нам известного Герхарда Бремера, накачанного препаратами тогда ещё полковника Малышева.

Чтобы не терять даром времени я полез в сейф и нашёл список ежемесячной поставки отдела Бремера. В числе прочего среди бумаг я обнаружил список документов управления гестапо и СД. Уже на аэродроме я отдал эту папку Рубику и находился рядом с ним, когда он просматривал эти бумаги.

Именно там я впервые увидел один любопытный документ, на который сам Рубик особенного внимания не обратил. Это была копия отчёта девятой лаборатории медицинского госпиталя, лагеря смерти «Куртенгоф». Зачем Бремер сделал копию этого документа, я не знаю и теперь, вероятнее всего, никогда не узнаю.

Работу данной лаборатории ровно, как и работу всех остальных лабораторий, о которых далее пойдёт речь, курировал лично Генрих Гиммлер. Отчёт был длинный и сути его я не запомнил, язык я тогда знал не очень хорошо, да и проблемы у меня тогда были несколько иные.

Девятая лаборатория производила испытания препарата D 7a. Я не обратил бы внимания на этот отчет, если бы там не стоял характерный знак. Самая обыкновенная медицинская эмблема, только вместо чаши змея обвивает эсесовский череп с римской цифрой девять. Как и в остальных достаточно серьёзных делах у эсэсовцев было слишком много атрибутики, сопряжённой с мистическими понтами.

На целую папку таких отчётов я наткнулся в уничтоженном нами отделении гестапо в Норвегии. Отчётов было двенадцать штук. Разная нумерация препаратов, разное время проводимых экспериментов и две различные лаборатории. Несколько позднее из другого источника я узнал, что лаборатория номер одиннадцать находилась в Дании, а четырнадцать в Норвегии. Все отчёты лежали в папке с нумерацией D 8/3 и предназначались для отправки в Бразилию.

В списке документов, переданных мне Малышевым, фигурируют отчёты ещё четырёх разных лабораторий. Эти отчёты везли захваченные нами курьеры.

Теперь немного нашей истории. Ни для кого не секрет что немцы помимо самых разнообразных бесчеловечных экспериментов над людьми, для повышения выносливости своих солдат разрабатывали и активно использовали наркотические препараты. В частности, при вторжении войск Вермахта в Польшу, Голландию, Данию и Францию, а также в течение всей войны с Советским Союзом использовался препарат первитин, он же метамфетамин.