Война потерянных сердец. Книга 1. Дочь всех миров

Я встала с кровати и принялась беспокойно расхаживать по комнате, вглядываясь в ночь за окном, где лунный свет прятался в лепестках цветов. Взглянула на свои руки, заставив холодный свет луны стекать с моих пальцев. Он свернулся в бабочку раньше, чем я успела ему приказать. Милое видение. Но слишком нежное, слишком хрупкое.

Я не знала, что случилось в городе Сарлазай, но те события явно были неоднозначными. Я еще никогда не ощущала такого сильного отвращения. Такой ненависти. Что бы ни совершил Макс, это принесло правящему дому победу в войне, но за нее пришлось дорого заплатить.

Но с другой стороны, такова природа войны, верно? Я плохо помнила самые тяжелые времена треллианских войн, но я знала, что даже после побед низеринцев оставалось слишком много скорбящих. Самым ярким воспоминанием о времени до падения низеринского сената было то, как я заглянула ночью в спальню родителей и увидела мать, рыдающую в объятиях тети или давней подруги, которую я уже и не помнила. Я даже забыла, кто тогда умер. Но что навсегда мне запомнилось, так это отчетливое замешательство. В тот день было много празднеств: на столе стояло больше еды, чем мы видели за последние месяцы, и сам стратегаси поднимался на балкон, чтобы рассказать о нашей доблестной и сокрушительной победе над треллианской армией на каком-то фронте, воспеть нашу честь и надежду, а также заверить, что мир и победа уже не за горами. Мне было пять лет, и я просто радовалась возможности напиться молока и наесться пирогов, испеченных с настоящим сахаром. Я не замечала ни молчания матери, ни ее натянутой улыбки. И той ночью, когда я смотрела, как она плачет, я не понимала почему.

Стратегаси сказал, что мы победили. Разве мы не должны радоваться?

Я была слишком мала, чтобы знать правду. Победа означает чье-то поражение – иногда наше собственное. Победа означает жертвы, иногда такие, на которые не желал идти даже собственный народ. На войне всегда кто-то платит.

Я подумала о королеве. Об оружии, сложенном грудами в магазине Вии. О предвкушениях толпы.

Если на остров Ара придет война, что я буду делать? Есть ли у меня другой выбор, кроме как использовать ее для укрепления своего положения? Чтобы использовать это положение для помощи своему многострадальному народу?

Тем, кто пожертвовал ради меня своей жизнью?

Бабочка увяла, словно ее поглотило пламя.

Я надеялась, что мне не придется делать этот выбор. Возможно, потому, что я знала, что выберу, и ненавидела себя за это.

Я скользнула обратно в кровать и уставилась в потолок. Сон казался таким далеким, но я все равно закрыла глаза. В темноте я видела дворцовые ступени, королеву, спину Макса. Смутное воспоминание о моей плачущей матери. Кровь стекала по лестнице, снова и снова.

Глава 17

На следующее утро тени под глазами Макса ясно говорили о том, что спал он не лучше меня. А многозначительное молчание дало понять, что ему определенно не хочется говорить о том, что произошло накануне.

У меня было так много вопросов – о войне, о его семье, об отце королевы. Но я провела достаточно времени, наблюдая за людьми и размышляя о своих отношениях с ними, чтобы понять: прямые вопросы – не лучший способ узнать нужное. Так что я подчинилась невысказанной просьбе и сидела тихо, тусклым взглядом наблюдая, как за окном встает солнце. Не пришлось делать над собой усилия. Я чувствовала себя так, будто по мне проскакал табун лошадей.

Мы уже наполовину одолели завтрак, когда входная дверь резко распахнулась и я увидела очень недовольного Саммерина.

– Я слышал, что вчера у тебя выдался интересный день, – спокойно сказал он вместо приветствия.

Макс буркнул что-то нечленораздельное.

– Тебе повезло, что ты жив.

– Точно. Ужасно повезло.

Саммерин наградил его холодным, жестким взглядом – одним из тех, которыми обмениваются друзья, знающие друг друга достаточно хорошо, чтобы разговаривать без слов.

Макс пожал плечами.

– Она ребенок, – сказал Саммерин. – Тебе следовало держать себя в руках.

При этих словах у меня пересохло во рту. Перед глазами встало воспоминание о крови, стекающей по ступеням.

– Ребенок? – спросила я хриплым от усталости голосом, словно моя головная боль просочилась в горло. – Она убила человека.

– И не в первый раз. – Макс усмехнулся. – Нельзя все время молчать.

– Очень благородно с твоей стороны.

Саммерин тихо вздохнул. Я бы ничего не заметила, если бы не легкое движение плеч.

– Стоило Таре подать ей знак, и с лестницы могло полететь уже твое тело.

Макс горько рассмеялся:

– Хороший довод. Могли ли мы представить, что в руках Таре окажутся жизни стольких людей? Таре? – Он покачал головой. – Вознесенные на небесах. Что за времена нам выпали!

– Таре – это тот вальтайн с королевой? – спросила я.

Насколько я помнила, именно так обращался к нему вчера Макс.

– Вы его знаете?

– Ордена похожи на большую семью с инцестами, – ответил Макс. – Все друг друга знают, но никогда не упомнишь кто, когда и с кем. Иногда все сразу, иногда по очереди.

– Ин-цест?

– Это значит… – Он нахмурился, потом покачал головой. – Не важно.

Саммерин вздохнул: