В последний миг что-то заставило меня прикусить язык. Если заглянуть за стальную маску, его лицо выглядело таким уязвимым. Оно просто умоляло о пощаде.
Это выражение мне было хорошо знакомо. Многие годы мне доводилось видеть, как оно украдкой проглядывает в зеркале.
Поэтому в этот раз я не стала настаивать. Не сегодня.
– А теперь она устраивает публичные казни, – вслух произнесла я.
– В детстве вместо нее правили регенты. Еще и года не прошло, как она получила власть в свои руки. Она провела на троне всего несколько недель, и уже стало понятно, что нас ждет тирания.
Последнее слово он выплюнул с таким пренебрежением, что, хотя мне было неизвестно его точное значение, я примерно догадалась, что он имеет в виду. Особенно если вспомнить о стекающей по лестнице крови, скапливающейся лужицей у ног Макса.
Но все равно я чего-то недопонимала.
– Чего она добивается?
Макс усмехнулся:
– А какая разница? Может быть, еще больше власти. Может быть, мести. Кто знает.
Я покачала головой.
Я отлично справлялась с ролью, которую выбрала для себя в поместье Эсмариса, вовсе не потому, что была там самой красивой рабыней или самой одаренной танцовщицей. Просто каждый раз, обращая внимание на мужчину, я спрашивала себя: «Чего он хочет?»
– Все всегда намного сложнее и одновременно проще, – сказала я.
Мужчинам, которых я соблазняла раньше, хотелось вовсе не секса. Вернее, не совсем секса. Им хотелось почувствовать себя могущественными. И что особенно важно, более могущественными, чем Эсмарис. Как только я это поняла, они стали воском в моих руках. «О нет, я не могу, а вдруг мой господин что-то узнает? Он меня никогда не простит». И после этих слов цена вырастала в несколько раз.
– Как только она начала убивать людей на площади, мне стало все равно, чего она хочет. Я не собираюсь делать скидку на то, что она ребенок. Убитые от этого не воскреснут.
Я вспомнила тот пронзающий воздух страх, который исходил от человека на ступеньках.
– Вчера на ступеньках я чувствовала сильнейший страх, – призналась я. – И тогда я решила, что он принадлежит тому человеку, которого обвиняли в измене. Наверняка часть страха действительно исходила от него. Но…
Я представила, как на глазах маленькой девочки убивают ее отца. Скорее всего, убивает хорошо знакомый ей человек; возможно, она даже называла его дядей.
– Возможно, я чувствовала страх королевы.
Макс задумался лишь на мгновение:
– Страх часто толкает людей на ужасные поступки. Но это ничего не меняет. Я слишком хорошо знаю, к чему приводит такое поведение.
Он больше не смотрел на взлетающих с моих рук бабочек. Теперь его взгляд не отрывался от моего.
Я не отводила глаз.
– А твоя семья…
– Потери на войне.
Он произнес эти слова с такой бесповоротностью, которой я не могла ничего противопоставить. Да и не хотела. Конечно, он мог бы хранить свою тайну немного дольше. Я хорошо знала, как больно даже признавать существование таких воспоминаний, не говоря уже о том, чтобы ощутить горький вкус этих слов на языке.
– У всех нас есть свои грустные истории в багаже, – глупо пробормотала я.
Макс просто кивнул в ответ.
Между нами повисла тишина, настолько тяжелая, что у меня перехватило дыхание. Не зная, что еще я могу сделать, я продолжала призывать бабочек. Потянулись долгие минуты безмолвия.
Через некоторое время я почувствовала, что меня пробирает дрожь.
– Мне холодно, – объявила я и вышла из воды на берег.
На самом деле, я была рада любому предлогу, лишь бы прервать напряженность. Беспощадно жаркий воздух даже принес облегчение, моментально испарив воду с моей кожи.
Мне и в голову не приходило стесняться, пока я не обернулась и не увидела Макса, неподвижно замершего в воде. Создавалось впечатление, что он не дышит, а его пронзительный взгляд прожигал дыру в моей груди. Я не могла двинуться под тяжестью этого взгляда.
Мне хотелось спросить, что привлекло его внимание, но я просто окаменела, и вопрос растаял в воздухе, не успев слететь с моих губ.
– Я искренне надеюсь, что тот, кто сделал это с тобой, умер долгой и мучительной смертью.
Слова Макса закипали в воздухе паром.
– И еще я надеюсь, что подземный мир все же существует и тот человек будет страдать там вечно.
Мое лицо залило краской.
Я совсем забыла о шрамах на спине – по крайней мере, на то время, пока мы были на поляне.
Я сама не знала, разделяю ли я эти надежды Макса. Порой мне казалось, что нет. «Он собирался убить тебя», – прошептал внутренний голос. Но каждый раз, стоило мне вспомнить об Эсмарисе, перед глазами вставало его лицо в те мгновения, когда жизнь вытекала из его тела, вытесняя воспоминание о бешеной ярости в глазах, когда он бил меня.
– У всех нас есть свои грустные истории в багаже, – повторила я.
Как ни странно, на сей раз слова не обожгли мне горло, и я с облегчением накинула куртку.
Позже я сидела у камина, поджав под себя ноги и просматривая сделанные на уроках записи. Макс надел очки для чтения и устроился в кресле с книгой в руках.