Я закрыла глаза, услышала долгожданный шорох пергамента, втянула запах чернил и очутилась в окружении буйства цветов. Одного вида разросшихся, переплетающихся лоз оказалось достаточно, чтобы тиски, сжавшие каждую клеточку тела, разжались.
Мои колени больно ударились о землю.
Макс молча слушал, пока слова лились из меня потоком. Его рот сжимался все плотнее, взгляд твердел, а морщинка на переносице проступала все явственнее.
– Они водят тебя за нос, – тихо сказал он, когда я закончила. – Не позволяй им.
Подтянув колени к груди, я обхватила их дрожащими руками. Даже сейчас меня не отпускало напряжение, словно сдерживая что-то неприятное, чему я не могла позволить вырваться на поверхность.
Водят меня за нос? А может, они вообще не думают обо мне – и других мелких сошках вроде меня?
– Зачем им это?
– Не знаю. Но поверить не могу, что они устроили тебе такое на последнем этапе экзамена.
Он покачал головой. Одно резкое движение обжигало больше, чем залп проклятий.
– Они хотели проверить меня, – тихо произнесла я. – И я прошла проверку.
– Не в этом дело. Твое задание выходило за все разумные границы, допустимые на экзамене. Ты оказалась сильнее, чем они ожидали, но это не меняет того факта, что они пытались подтасовать колоду.
– Я их не боюсь.
Макс зло фыркнул:
– Значит, тебя ничего не смущает? Тебе кажется нормальным, что тебя унижают? Что Зерит оставил тебя в рабстве, хотя ему ничего не стоило вытащить тебя оттуда? Разве нормально морочить тебе голову, втягивая в какую-то дурацкую игру? Он пытался поставить тебя на колени, в буквальном смысле. Как по мне, это ужасно унизительно. А тебе нормально?
Нет. Не нормально. Я сглотнула, подавляя приступ ярости.
Но…
– Я не могу повлиять на их поступки. Я могу повлиять только на то, что они думают обо мне.
– Правильно, потому что дружба с Зеритом Алдрисом принесла тебе так много пользы.
У меня болела голова. И сердце. Я прижала ладони к земле, впитывая ее сырую прохладу.
– Мне необходима его благосклонность. Ты прекрасно это знаешь.
Макс долго смотрел на меня. В его глазах полыхало холодное пламя. Он прошелся туда-сюда по тропинке, скрестив на груди руки. И только тогда повернулся ко мне:
– Знаешь, Тисаана, чего я не могу понять? Почему ты не злишься?
Неожиданно для себя я едва не рассмеялась. Почему я не злюсь? Я не злюсь, потому что много сил потратила на то, чтобы направить эту энергию в другое русло, спрятать гнев так глубоко внутри, что он растекся под кожей.
– Я могу отвечать только за себя. Вот и все. Никто больше ничего мне не должен.
– Неправда. Они несут ответственность перед тобой. Они обязаны быть порядочными людьми. – Он выдохнул сквозь стиснутые зубы. – Иногда… иногда я смотрю на тебя и просто поражаюсь, как сильно разные люди тебя подвели. Очень сильно подвели. Меня тошнит от одной мысли об их предательстве, а тебя нет? Как можно смотреть на кого-то из них и не мечтать выцарапать им глаза?
– Речь идет не обо мне, – парировала я. – Я хочу изменить ситуацию. И для этого мне придется использовать любые доступные инструменты.
– Любые доступные инструменты?
– Да.
– И что это, собственно, значит? Какие инструменты тебе нужны? Тисаана, не надо мерить себя только ценностью для влиятельных мужчин. Эти люди используют тебя и выбросят, не задумываясь.
Я со свистом втянула воздух. Горячая волна прошла по телу.
Я слышала в его голосе хорошо знакомое осуждение. Оно и раньше постоянно меня сопровождало: в перешептываниях в коридорах, в сладкой лести каждого мужчины, для которого я танцевала. Я знала его запах так хорошо, что могла учуять за милю.
Я вскочила на ноги, сжав кулаки.
– Это неправда, – выплюнула я. – Макс, мне больше нечем себя мерить. Я до сих пор жива только благодаря моей ценности для влиятельных мужчин. И не смей так обо мне говорить.
Его лицо дернулось, рот приоткрылся.
– Нет, я…
– Ты не имеешь права указывать, как я должна относиться к тому, что со мной случилось. И что хорошего даст мне злость? Зачем она мне? Чтобы утонуть в ней? Использовать ее как предлог, чтобы пустить свою жизнь под откос?
Макс поджал губы. Я увидела боль на его лице, и она тут же эхом отозвалась в моей груди.
– Вероятно, ты имеешь в виду какого-то определенного человека? – натянуто выдавил он.
Повисла тишина. Мы смотрели друг на друга, и оба мечтали взять свои слова назад. В ушах стучала кровь, глуша все звуки.
Поэтому я с облегчением вздохнула, когда Макс заговорил первым:
– Я бы никогда не посмел осуждать тебя. Это было бы грубо с моей стороны.
Большинство людей отводили глаза, когда извинялись. Но Макс смотрел на меня в упор, упрямо поджав губы.
– Прости.
Мне еще не доводилось видеть стыд на его лице. Он смягчал резкие черты, отчего Макс выглядел… грустным. Таким же измотанным, как и я.
Я смотрела на него, размышляя.