– Смотри. Я сама ее вырастила. Она только сегодня вылезла из кокона.
Она подняла ящик, чтобы показать мне маленькую красную бабочку, беспокойно порхающую под потолком своей тюрьмы. Я едва взглянул на нее:
– Красивая.
– Я подумала, что она может тебе понравиться, потому что у нее подходящее число конечностей.
Ее голос отошел на задний план. Я издал невыразительное согласное мычание.
Шорох босых ног, и голос Киры зазвучал ближе.
– Знаешь… я рада, что ты приехал в отпуск, – тихо сказала она. – Даже если ты как будто не с нами.
Я не успел сдержать яростный смешок. Отпуск.
«Отпуск» на самом деле означал: «Поскольку ты явно на волосок от того, чтобы свихнуться, пусть это лучше произойдет подальше от нас».
«Отпуск» означал: «Ты виновен в гибели сотен солдат Орденов, так что тебе лучше залечь на дно, пока мы не определимся, кто ты – герой или военный преступник».
Но больше всего «отпуск» означал: «Меня зовут Зерит, будь я проклят, Алдрис, и я жаждущий власти мерзавец, который хочет, чтобы все остальные кандидаты на пост верховного коменданта оказались как можно дальше от Башен».
Что ж, прекрасно. Пусть получает свою должность. Внезапно подумалось, что эта возня совсем не заслуживает внимания.
– Каково это – быть героем войны? – спросила Кира. – Даже Брайан впечатлен, хотя ни за что в этом не признается.
Еще совсем недавно даже невысказанное одобрение Брайана ценилось бы мною на вес золота. Но теперь, как и звание коменданта, оно ничего не значило. «Мне порой чудится, что я слышу, как хрустят в моих руках детские кости. Вот чем мне приходится гордиться» – так мне хотелось ответить.
…Ты должен радоваться, что он наконец-то понял, на что ты способен…
Мое сердце остановилось.
Я проверил все возведенные в сознании стены и двери. Ни одна из них уже не казалась такой прочной, как раньше. После того как в моем разуме побывал вальтайн и все перемешал, уже ничего не выглядело прежним; более того, за последнюю неделю мои мысли стали еще более беспорядочными и запутанными, чем когда-либо раньше.
– Мне хочется побыть одному, – отрезал я, не поднимая глаз, чтобы не видеть обиженный взгляд Киры.
Забрав стеклянный ящик, она вышла.
Я встал. Закрыл за ней дверь. Запер ее. Затем пересек спальню и забился в угол, упираясь лбом в стык двух стен.
…Ты злишься… – заметил Решайе.
Конечно, я злился. Я попытался нащупать ту мысленную дверцу, заменить ее, но не смог найти.
…Ты злишься на меня…
«Ты убил тысячи людей».