Война разведок. Тайные операции спецслужб Германии. 1942-1971

Хаазе горячо взялся за дело и провел подготовительную работу. Мы специально предупредили его: нельзя проводить рискованную операцию по прокладке кабеля без нашего разрешения. Но майор так увлекся, что решил пренебречь нашим указанием, хотя знал о предательстве Гайера и о дополнительно принятых мерах безопасности после провала. Под покровом темноты Хаазе решился на свой собственный страх и риск проложить кабель и без нашего разрешения. Майор был уверен в том, что дело у него выгорит, а там – победителей не судят. Так вот он перебросил телефонный кабель через канал с помощью игрушечного кораблика. Ему помогал наш агент из Восточного Берлина, который, как это выяснилось позднее, некоторое время тому назад явился с повинной в ведомство Вольвебера и, получив амнистию, был перевербован. Он-то и выдал нашего не в меру честолюбивого сотрудника. На показательном судебном процессе 21 декабря 1953 года Хаазе приговорили к пожизненному заключению. На следствии и в суде его вынудили дать кое-какие признательные показания. Однако он ухитрился сформулировать их так, что противник по многим эпизодам был введен в заблуждение. После больших усилий нам удалось обменять Хаазе в начале 1957 года на провалившегося в ФРГ агента противника.

ДЕЛО ХЁЭРА И ДРУГИЕ АКЦИИ СЛУЖБЫ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ ГДР

В конце ноября 1953 года восточногерманская печать и радиостанция «Дойчландзендер» опубликовали «протокол допроса» якобы недавно арестованного «геленовского агента» Вольфганга Хеэра. Он действительно работал на организацию в Западном Берлине, но исчез при таинственных обстоятельствах еще в феврале 1953 года. Мы считали, что его похитили сотрудники восточнозональной службы госбезопасности. По этой версии, кто-то из контактов Хеэра пригласил его в один из солидных западноберлинских ресторанов, подсыпал в подходящий момент изрядную дозу снотворного в его бокал, а затем увез «подвыпившего» в бессознательном состоянии. Эту версию нам подбросили, чтобы ввести в заблуждение. И она выглядела вполне правдоподобной: во многих случаях наши противники действовали именно таким образом. Например, советской секретной службе при содействии ведомства Вольвебера в апреле 1954 года удалось вывезти из Западного Берлина завернутого в ковер одного из руководителей русской эмигрантской организации НТС доктора Александра Трухновича.

Нам удалось в конце концов установить, что Хеэра никто не похищал. Его вызвали в Восточный Берлин настоящие хозяева из ведомства государственной безопасности и оставили там. Дело в том, что он был не только нашим агентом, но и секретным сотрудником Вольвебера и служил больше последнему, чем нам. Случай не такой уж редкий в разведке. Восточноберлинские хозяева посчитали, что над их агентом-двойником нависла угроза разоблачения. Вот они и вывели его из игры. Вместе с тем наши противники решили выжать из Хеэра все, что можно. Так родилась задумка использовать агента-двойника в качестве «главного свидетеля» против нашей службы. Девять месяцев Хеэр выступал с «разоблачениями», но они вызвали недоверие не только в правящих кругах ФРГ и стран Запада, но и у общественности свободного мира. Почему? Да потому, что показания мнимого перебежчика были состряпаны грубо и неправдоподобно. Помощники Вольвебера допустили много просчетов.

Так, Хеэр обвинил нашу организацию в том, что она будто бы занимается разведывательной деятельностью против Франции, ведет наблюдение за крупными французскими политиками, военными, деловыми людьми и имеет разветвленную сеть в Сааре. Столь явная чушь бросила тень недоверия на другие свидетельства двойного агента.

Вольвебер уговорил своих польских коллег провести в Штеттине (в Польше его теперь называют «Щецин») показательный судебный процесс по делу трех агентов нашей организации, арестованных за Одером. Схватили их уже давно, но процесс начался только в декабре 1953 года, так как Вольвебер хотел приурочить его к своим акциям против службы Гелена.

На суде нам было предъявлено обвинение в расширении «преступной деятельности» в странах народной демократии. Более того, нам инкриминировали проведение диверсий, прежде всего в морских портах. На самом же деле наши провалившиеся агенты занимались только сбором разведывательной информации и к диверсионным операциям никакого отношения не имели.

Вольвеберу и его подручным становилось все труднее организовывать акции против нас. В конце ноября 1953 года ему стало ясно, что кампания по компрометации и развалу «Организации Гелена» стала давать сбои. Тогда он решился на необычный шаг: назначил премию в размере одного миллиона марок ГДР тому, кто представит меня живым или мертвым в любое учреждение его службы. Это решение можно было однозначно расценить как жест отчаяния. Добавлю, что за головы других руководителей организации также посулили немалые денежные суммы. Но из этого ничего не получилось.