Сейчас звонила Люба. Она с Валей еще погуляла, когда я ушла (мне же нужно тройку по литературе исправлять). И вот она спросила Валю, серьезно ли я нравлюсь Толе. И он сказал, будто Толя говорит, что я дикарка и детский сад, но все-таки надел сегодня новый галстук. А откуда они знают, что новый?
До чего я сейчас счастливая! Вот сижу и как балда улыбаюсь.
Ведь эти дни Толя ко мне не подходил. А я не знала, чего он обиделся, и мне было очень обидно.
А тут после уроков подхожу к нашему дому — и вдруг он. Мне сразу жарко стало. У него уже были два билета в кино на ближайший сеанс. Домой я даже не успела зайти предупредить, и мне потом такой нагоняй был! Оказывается, он вовсе не обиделся, а просто приемник делал и не мог оторваться, пока не кончил.
Только в кино вышло нехорошо. Сидим, и вдруг он взял меня за руку. Я как дернусь, а он шепотом:
— Чего вы испугались? Я просто хотел взглянуть, который час.
Обратно шли совсем затемно. Я никогда еще так поздно домой не возвращалась. Но хоть темноты я немного боюсь, с ним ходить совершенно не страшно было, как с папой.
Жалко только, что его мои дела не интересуют. Начала ему про нашу стенгазету рассказывать — я же редактор, — а он: «Ну ее, я уже вышел из детского возраста, когда в игрушки играют. Вы мне лучше объясните, почему вы такая старомодная, почему вы боитесь прикосновений?» Конечно, он шутил, но все же неприятно.
Давала Толе читать свое домашнее сочинение о Гоголе. Он его похвалил и спросил, откуда списала. А когда узнал, что все мое, сказал, что даже не думал, что я такая умница.
А Марина мне четверку поставила. Хоть ни одной ошибки. Я пошла и спросила: за что? Оказалось, видите ли, она не согласна, что я Чичикова с Остапом Бендером сравниваю, но ведь это мое личное наблюдение.
Просто она ко мне придирается, потому что я не подлиза. И вообще она настоящая старая дева по характеру и похожа на селедку: прилизанная, всегда в сером. Мне так смешно, когда она меня по-матерински журит. Сама только-только институт кончила…
Сегодня была необыкновенная комсомольская группа, без Марины. Просто последний урок не состоялся, и мы заспорили о будущем: как строить жизнь, выбирать в ней что полегче или потрудней? Например, если есть способности к математике, то идти ли учиться математике (будет легко!) или избрать химию, хоть ее и не любишь, зато волю проявишь?
Я сказала, что пойду на медицинский, так как литература для меня слишком легка. А Валерка сказал, что так решать — чушь. Мол, волю надо испытывать на чем поважней. И вот он пойдет обязательно на завод, а учиться будет вечером, чтоб у матери на шее не сидеть.
А Люба сказала, что сначала выйдет замуж, поживет немного для семьи, потом вкусы определятся, и она решит, как жить. Вот не думала, что она такое скажет, скучное…
А потом Рыбак предложил: все одно по плану нужно собрание в этом месяце провернуть; есть предложение — считать, что оно состоялось сегодня. Конечно, все обрадовались. Ведь поговорили здорово: без докладчика, без протоколов, без выговоров Марины за дисциплину.
Интересно, а как Толя думает? Смешно, но я теперь все-все по нему меряю; что ни узнаю, что ни услышу — все в голове складываю, чтоб не забыть и ему рассказать.
Сегодня получила в ателье новое платье. Оно синее. Мама говорит — в тон глазам. А закройщица несколько раз нечаянно уколола и сказала примету — буду в нем особенно нравиться. И хоть это глупость, конечно, а мне хочется, чтобы было и в самом деле. Это очень плохо?
Правда, из-за платья я поссорилась с отцом. Он увидел меня перед зеркалом, потребовал дневник — а там свежая тройка — и начал пилить. Ну, а я возьми и скажи, что не обязана учиться на отлично. Что тут было!
И что он с двенадцати лет себе на жизнь зарабатывает, и что я лодырь, и что моя учеба — моя единственная обязанность перед родителями, и что у меня только тряпки и мальчишки на уме, и что у меня ни на грош воли…
А вот воля у меня как раз есть… Только что звонила Люба, звала в театр, сказала, что позовет и Толю, а я отказалась. Пусть сам пригласит, если… если он обо мне думает. Разве это не воля, когда я так хочу его видеть каждую минуту?
Больше всего на свете люблю чудеса! Вот сегодня, например, встретила на улице Толю. Просто шла и встретила. Он со мной даже в булочную пошел и потом домой проводил. Хотя шел дождь… Он, как всегда, острил, спрашивал, почему я не звоню ему никогда; сказал даже, что в наш век так мало мужчин, что времена тургеневских девушек прошли… Говорил как будто серьезно — я сначала поверила и неприятно стало, — а потом он начал Лермонтова читать, и я поняла, что это все остроты. Не может же человек, который Лермонтова любит, так нелепо думать!
В общем, я решилась и пригласила его на наш литературный вечер. Ну разве эта встреча не чудо?
Вот и вечер прошел. Всегда так: когда чего-то очень ждешь, на что-то надеешься — не сбывается.