Война с Ганнибалом

В римском сенате шли споры, как поступить с городом Капуей и его владениями. Кое-кто полагал, что его следует стереть с лица земли, ибо он слишком могуществен, слишком близок к Риму и слишком ему враждебен. Но другие указывали на то, что поля вокруг Капуи – самые плодородные во всей Италии, забрасывать их ни в коем случае нельзя, а где же станут жить пахари и жнецы? Эти соображения возобладали, и город уцелел. Все его дома и храмы сделались общею собственностью римского народа.

Нельзя не одобрить того, как распорядился Рим делами Капуи: главные виновники были наказаны строго и быстро, граждане лишены отечества без всякой надежды на возвращение, но ни в чем не повинные стены и крыши не тронуты. Это не только доставило римлянам прямую выгоду, но и возвысило их в глазах союзников: вся Кампания, все соседние с Кампанией народы горевали бы о гибели Капуи. А все враги вынуждены были признать, что неверным союзникам Рима нечего рассчитывать на безнаказанность, друзьям же Карфагена нечего ждать от Ганнибала защиты.

Молодой Сципион назначен командующим в Испанию.

После взятия Капуи римляне вновь обратили взгляды к Испании и вспомнили определение сената, еще в начале года поручившего народу избрать нового командующего. Выбор требовался особенно тщательный, потому что одному следовало заместить двоих, каждый из которых был прекрасным военачальником, и все же обоих враги сумели погубить на протяжении тридцати дней.

Сперва ожидали, что люди, сознающие себя достойными и способными принять такую власть и такую ответственность, заранее назовут свои имена сами. Но никто не вызвался, и скорбь о погибших братьях Сципионах с новою силою охватила Рим.

Настал день Народного собрания, и граждане – растерянные, угрюмые – сошлись на Марсово поле. Простой народ смотрел на высших сановников, те переглядывались меж собою, и все молчали. Поднялся ропот, что, как видно, дело безнадежное, раз никто в целом государстве не отваживается взять на себя верховное начальствование в Испании. И тут вышел вперед Публий Корнелий Сципион, сын убитого в Испании Публия Сципиона; в ту пору ему было двадцать четыре года.

Раздались громкие крики одобрения, которые с самого начала предсказали молодому Сципиону счастливое и удачное командование.

Приступили к голосованию, и Сципион был избран единодушно.

Но когда выборы закончились и воодушевление улеглось, вдруг снова все притихли, всякий спрашивал себя: «Что мы наделали? Ведь он еще мальчишка! И потом, Испания погибельна для рода Сципионов…» Заметив в лицах граждан смущение и отлично понимая его причину, Сципион сказал речь, которая пробудила и угасшие было восторги, и такую горячую надежду, какую один разум внушить не способен.

Дело в том, что Сципион был не только поистине даровит, но с самых молодых лет умел показать свои дарования и придать им цену в глазах народа: всякий свой поступок он объяснял либо советом, полученным в ночном сновидении, либо прямым внушением богов. То ли он и вправду был суеверен, то ли хитрил с толпою, чтобы его приказы исполнялись без прекословии и колебаний, словно веления оракула. Каждый день, с самого утра, он поднимался на Капитолий и проводил какое-то время в храме Юпитера, в полном одиночестве. Этот обычай, который он сохранял в течение всей жизни, многим давал повод верить и утверждать, что Сципион – не обыкновенный человек, а наполовину бог. Ходил и вовсе нелепый слух, будто отцом его был исполинский змей.

Сципион подобной молвы никогда и не поддерживал, и не опровергал, но самое его молчание – скорее всего, умышленное – лишь множило слухи. Потому-то теперь, невзирая на юные еще годы, граждане с таким доверием назначили его полководцем в ранге консула[67].

Сципион получил десять тысяч пехотинцев и тысячу кон-виков. С этим войском и со своим помощником, которого дал ему сенат, – Марком Юнием Силаном, – он вышел из устья Тибра на тридцати кораблях и поплыл вдоль берегов Италии и Галлии.

Благополучно миновав Массилию, римляне высадились в Эмпориях и сушею двинулись в Тарракон. Там собрались посольства всех союзных испанских народов, и Сципион совещался с ними. Ответы, которые он давал послам, и речи, Которые перед ними держал, были исполнены достоинства и Спокойной уверенности в своих силах, величия, но вместе с тем и откровенности.

Потом он принялся объезжать города союзников и зимние квартиры[68]. Он хвалил воинов за то, что и после двух страшных поражений они сохранили мужество и не позволили врагам до конца насладиться плодами победы – не пустили их за Ибер. Луция Марция он повсюду возил с собой и везде появлялся с ним рядом, и каждому было ясно, что он не боится чужой славы и не завидует ей.