Война с Китаем

ФСБ удалось предотвратить фатальный ход событий, перехватив несколько телефонных разговоров резидентов китайской разведки и, пристроив миниатюрные жучки прямо на одежду главарей будущего бунта.

Точно так же были блокированы еще несколько пунктов постоянного проживания китайцев. Так что в назначенное время у Васильевского спуска собралась кучка в полторы сотни людей одной национальности, не решившихся волновать превосходящих их в численности втрое омоноцев.

Меньше всего хлопот для ФСБ доставили китайские фермеры. Им было настолько не с руки терять свою собственность, что ни одному эмиссару ведомства Вейшенга не удалось поднять их на какой-нибудь протест или диверсию. Несколько подстрекателей фермеры втихаря сдали органам. Внешне они, соглашаясь с резидентами, обещали поддержать, а потом совершали пару звонков куда надо.

Гораздо трудней сложилась судьба покинувших свое место обитание жителей Дальнего Востока. Вывести этих людей ближе к Уралу не представлялось возможности — железная дорога работала практически в одном направлении. По обоим путям Транссиба гнали составы с военной техникой, боеприпасами, бензином и соляркой, продуктами и живой силой. Обратно в редких пассажирских составах вывозили раненых. Массовое переселение сразу сделало многие небольшие городки вроде Тынды и Беркатита едва ли не городами миллионерами. Жилья не хватало, в обязательном порядке беженцев подселяли к местным жителям. В каждой квартире теперь обитало по две, три семьи. Но и этого было мало, так что для эвакуированных ставили растянувшиеся на километры палаточные города. Полевых кухонь не хватало, так что под открытым небом строили печи, вмазывали в них большие казаны и в них варили еду. Из-за просчетов снабженцев вскоре стало не хватать продовольствия, особенно это сказалось в первые дни октября, когда на одной из рек на БАМе диверсантами был взорван мост. Пайки тогда урезали едва ли не до блокадного минимума.

Длинная очередь к одной из таких кухонь под открытым небом растянулась на добрые тридцать метров. Повар ловко раскладывал по мискам кашу, его напарник, худой мужчина с одной рукой выдавал тонкие куски хлеба и отмечал в журнале фамилию счастливчика.

— Самойлов. Есть такой, отходи. Пигарева. Получи на троих.

Вскоре у кухни вспыхнул конфликт.

— Ты, чувырла китайская, ты мне чего тут, плюнул, что ли этой кашей? Если я инвалид, то меня можно и не кормить, да?

Невысокий мужичонка лет сорока с пропитым лицом и тремя пальцами на двух руках, высказывал свое недовольство повару. Поваром был Мун, тот самый муж подруги Вали Москвиной Светланы. Как и всем межнациональным парам, им разреши поселиться в русской части лагеря.

— Норма, видишь половник, — попытался оправдаться Мун. — Всем так. Что ты хочешь?

— Да меня не е… твоя норма! Я жрать хочу! Жалко, что я в армии пальцы потерял, а то бы я тебя сейчас…

Инвалид исходил матом, напряжение нарастало. Еще немного, и народ бы кинулся бить повара. Но тут через толпу протиснулась пожилая женщина, присмотрелась к горлопану.

— Сашка! Куликов! А я думаю, кто там так воет. Это в какой такой армии ты пальцы потерял? Да ты их по пьянке отморозил, когда заснул под новый год на остановке без варежек! Ну-ка, иди отсюда, упырь! А то я тебе эту кашу на голову одену. Урод! Кормить тебя еще дармоеда! Как тебя еще земля носит? Нормальные люди мрут как мухи, а ты живешь, небо коптишь!

— Да пошла ты!..

По-прежнему матерясь, буйный инвалид отошел в сторону. Однорукий хлеборез не стерпел и так же послал коллегу по инвалидному цеху куда подальше, а потом обратился к повару.

— Не обращай внимания, Мун. Дураки в России никогда не переведутся. Рожают их бабы зачем-то и рожают. Как твоя фамилия, красавица?

— Корнеева, Таня, — ответила полная, красивая, беременна девушка.

— На тебе Корнеева, два куска хлеба. На тебя и на того парня, — инвалид ткнул пальцем в сторону живота девушки.

— Спасибо, — ответила Татьяна.

— Только вот такого не роди, — хлеборез кивнул головой в сторону дебошира. — Таких нам в России не нужно.

Эту сцену застал комендант поселка, майор Анциферов.

— Мун, что у тебя с провизией?

— Каша еще есть, а масло кончается. Каша будет невкусной.

— Слава богу, что такая еще есть. Завтра придется еще урезать норму.

Анциферов отошел в сторону, закурил. Кадровый тыловик, призванный из запаса двадцать первого августа, майор прекрасно понимал, что он не сможет прокормить тридцать тысяч человек теми продуктами, что имелись у него на складах. К нему подошел его зам, там же пожилой мужчина с погонами капитана.

— Вот теперь, Семен Михайлович, я начинаю жалеть, что в бога не верю, — сказал Анциферов.

— Чего это так?

— Был бы верующим, спросил бы бога, как он смог накормить сто тысяч человек пятью хлебами и семью рыбами. Да еще отходов от этого банкета осталось столько, что целый свинарник можно было прокормить. Крутым интендантом был Христос, завидую.

Семен Михайлович засмеялся:

— Балабон вы, товарищ майор.