Война с Китаем

Все остановились. Капитан долго всматривался в землю перед собой.

— Что случилось? — Спросил его шепотом Володин.

— Был тут кто-то недавно.

Землянксий долго рассматривал сопку в бинокль, потом скомандовал:

— Рассыпались.

Группа тут же распалась. Тем же курсом шли только трое, остальные растворились в дебрях тайги. Около самого подножья Землянский снова остановил группу, долго чего-то ждал, судя по жесту — поднесенному к уху пальцам, слушал доклады своих подчиненных. Потом коротко приказал: — Собираемся.

Все пятеро, уже не таясь, подошли к землянке. Здесь все, вроде бы, было как прежде, но капитан продолжал нервничать. Он долго рассматривал хитроумную дверь, потом чуть потянул ее на себя, долго исследовал с помощью фонарика образовавшуюся щель. Это его не убедило, он подозвал одного из своих бойцов, коротко с ним переговорил, затем уже более решительно потянул дверь на себя.

Володин ждал чего угодно, от взрыва — худший вариант, до самого лучшего — взрыва голосов своих родных людей. Но стояла тишина, и это пугало больше всего. Между тем за дело взялся тот самый парень, с которым советовался Землянский. Похоже, он был в этой группе минером. Он свесился внутрь землянки, так, что его держал за ноги капитан. Через пару минут капитан вытащил его наружу, в руках у минера было небольшая противопехотная мина.

— Как я и думал, — сказал Землянский. — Валера, еще что есть?

— Должно быть. Я сейчас.

Минут через пять он вытащил наружу еще одну мину и махнул рукой — можно заходить. Первым с бьющимся сердцем спустился Лонг. Он ожидал увидеть что угодно, от пустоты до трупов всех его родных. Но тело, лежащее на полу землянки, было только одно. Это был танкист Коля.

ЭПИЗОД 68

Ван Джин сидел в своем кабинете и не торопясь пил свое любимое виски. Для Генсека это было уже смертельно опасно, у него так болела спина, словно он только что перетаскал два вагона с углем. Но Джин точно знал, что уголь он не грузил, это все меньше справляются с нагрузкой больные почки. Нарастала боль со стороны поджелудочной железы, но он упорно продолжал уничтожать «Джек Даниель», рюмку за рюмкой. При этом мыслил он ясно и четко, как никогда: «Сейчас они придут. Сначала я услышу выстрелы, это вступит в бой моя личная охрана. Ли предан мне до последней капли, он не пропустит ко мне никого. Будут ли меня судить? Вряд ли. Хотя… Посадили же тогда жену Мао и этих троих. Как их тогда назвали — Банда четырех? А нас как назовут? Шайка шести?»

Джин криво усмехнулся. Всего час назад на заседании внеочередного пленума Всекитайского собрания народных представителей было объявлено о злодейских действиях Ван Джина и «пятерки его подручных». Сейчас, их, правда, осталось всего двое. Премьер Госсовета Су Ченглей умер два дня назад, за день до этого застрелись Главковерх. Уже сутки как исчез Мао Вейшенг. Так что теперь им вдвоем с Шоушаном придется отвечать за все.

Массивная дверь начал открываться, и Ван Джин удивился. Она открывалась слишком медленно, и только когда на пороге показался посетитель, Генеральный секретарь КПК невольно рассмеялся. Выстрелов не будет. В этих людей никто и никогда не будет стрелять, даже самая преданная ему охрана. Он совсем забыл про них, коммунистических старцах. Их и осталось всего двое, и оба они сейчас вошли в его кабинет: Ливэй Ву и Юй Цинлинь. Старики, шаркая ногами, прошли к столу. Самого старого — Юй Цинлиня вел под руку военный с погонами полковника. Он помог старику усесться, оба ветерана перевели дух.

— Ты не справился со своей задачей, Ван Джин, — сказал Юй Цинлинь.

— Вы так думаете? — Иронично спросил Ван Джин.

— Так думает весь Китай, — подтвердил Ливей Ву. — Твоя авантюра с войной с Россией стоила для страны слишком больших жертв.

Ван Джин рассмеялся:

— И это говорите мне вы? Вы, кто помогали Мао уничтожать свой народ? После «Большого скачка» от голода умерло тридцать миллионов крестьян, и никто не говорил что это много, никто не потребовал сменить Мао и расстрелять его. Боевые потери в этой войне в десять раз меньше, и вы меня в этом упрекаете?

— Но и время сейчас другое. Ты уничтожил цвет армии и флота, ты подорвал авторитет Китая в мире, — настаивал Юй Цинлинь.

— А когда вы со своими хунвейбинами уничтожали цвет интеллигенции, вы думали об этом? Среди них была и моя мать, преподаватель Пекинского университета. А ее отправили в деревню, где она быстро умерла от переутомления и простуды. Отца же просто расстреляли после побега Линь Бяо, он был офицер из его окружения. Я сполна познал, что это такое, быть сиротой опальных родителей. И после этого вы хотите меня судить? Я не считаю, что вы имеете на это право.