Война с самим собой

того, что человек страдает чувством вины и, чтобы избавиться от него, ищет наказания. Большинство людей не осознает, что нравственные критерии среднего человека не имеют ничего общего с реальностью, которая более жестока, нелицеприятна и зачастую необъяснима. В царстве бессознательного воображаемые преступления порождают не меньшее чувство вины, чем совершенные злодейства. Порой даже невинные инстинктивные побуждения могут стать источником агонизирующего раскаяния. В соответствии с теорией психоанализа проклятия и остракизм по отношению к самому себе являются подобием детской реакции на родительские нравоучения. Заложенные в раннем возрасте принципы морали определяют поведение человека на протяжении всей последующей жизни. Система общественных и религиозных запретов и ограничений лишь укрепляет заложенные в детстве принципы и не несет ответственности за возникающее чувство вины, ибо укоры совести знакомы даже дикарям, не имеющим представления о сложных философских и нравственных теориях цивилизованной части человечества.

По мнению Уэстермарка, аскетизм «не свойственен народам, не имеющим четко очерченной концепции греха». В соответствии с этим заявлением он утверждает, что некоторые религии навязывают людям, прежде не имеющим понятия о грехе как таковом, искусственные представления и таким образом провоцируют стремление к покаянию. Не подвергая сомнению обоснованность таких высказываний, психоаналитики полностью отрицают доминирующую роль религиозных учений в формировании чувства вины. Напротив, исследования подтвердили, что религиозные догматы возникли в процессе неустанных поисков психологического равновесия и, в частности, сообразности чувства вины содеянному.

Существует немало легенд о муках раскаяния известных аскетов. Есть записи о том, что их нравственные мучения достигали такой остроты, что никакие лишения и никакое умерщвление плоти не помогали избавиться от соблазна в виде воображаемых демонов и злых духов.

В музее Метрополитен есть картина одного из последователей Ие-ронима Босха, в гротескном виде представляющая искушение святого Антония. На первый взгляд символизм этого полотна представляется несколько преувеличенным, но при более подробном изучении некоторые образы подтверждают свою актуальность. Например, глаз и ухо старика вполне могут символизировать недремлющее око родителей, а обнаженная красавица в окружении звероподобных фигур может означать низведение любви до уровня скотства. Сладострастные позы фантасмагорических созданий на заднем плане демонстрируют саму природу искушения. Впрочем, художник мог и не отдавать себе отчета в том, что появлялось на холсте под влиянием подсознательного вдохновения.

Возможно, они считали, что им досаждают мирские мысли, и искренне верили в происки дьявола, проникающего в их грешные головы и предстающего по ночам в образе прекрасной женщины. Очевидно, что, несмотря на все старания, они несли непосильную ношу отчаяния и страха. Известно, что их скорбь была столь высока, что один из мучеников ежедневно заливался слезами, а у другого выпали все ресницы от непрестанных рыданий.

Некоторым удавалось экстраполировать чувство вины на собственное тело, подвергая его всяческим мучениям и лишениям. Это делалось с очевидной целью — приглушить голос совести. В их представлении тело было сосудом греха; исходя из этой посылки, его противопоставляли бессмертной душе и всячески угнетали, надеясь обрести святость, и, когда оно не выдерживало истязаний, страстотерпцы относились к свершившемуся как к должному. (Сравним такую позицию с реакцией психопата на неудавшиеся попытки себя искалечить.)