Война самураев

Китидзи, раскрыв рот, смотрел на выставленное великолепие.

— Это… этого более чем достойно, Хидэхира-сама. Ёсицунэ подошел к златоторговцу и пожал ему руку.

— Ты не заслуживаешь меньшего, добрый Китидзи-сан. Я и сам одарил бы тебя по совести, если бы имел что дарить. Постой… вот мечи, которые уже побывали в твоем распоряжении…

— Нет-нет, добрый господин, оставьте их себе, — прервал его Китидзи. — Для меня было великой честью сопровождать вас сюда. Будет лучше, если вы вспомните сего купца добрым словом, когда станете править Хэйан-Кё, как сейчас правит им тиран Киёмори. Тогда и придет время отдариваться.

— Звучит как слова прощания, — встрял Хидэхира. — Едва ли это сейчас уместно. Идемте же, попируем вместе. Расстаться всегда успеете.

Лампа дхармы

Господин Киёмори снял с темно-серого рукава алый лист клена. Поглядывая то на север, то на восток, он мерил шагами веранду Нисихатидзё в ожидании новостей. «Демон побери этого Го-Сиракаву, — думал он. — Вечно тянет время».

Киёмори вернулся в столицу поздним летом, и — как оказалось — лишь затем, чтобы выяснить, что государь-инок вновь притесняет монахов. Разузнать, были ли эти нападки особой частью его планов или же ин поступил так непреднамеренно, Киёмори не сумел, однако не счел это важным. С самого случая на похоронах Нидзё святые обители точно нарывались на стычку, ища повода отплатить за обиды.

На сей раз поводом стало посвящение ина в монахи — до того он считался послушником. Первоначально церемония переноса дхармы должна была протекать в храме Миидэра, но это вызвало такое недовольство при дворе, что ину пришлось изменить задуманному.

Вместо Миидэры он отправился в Тэннодзи, старейший буддийский храм в Японии, чтобы получить там пять сосудов с водой мудрости, добытой из священного колодца Камэи.

Как оказалось, перемена ничего не дала. В среде монахов-воинов и простых иноков Энрякудзи давно зрело недовольство властью ученых старцев. Вдобавок воинствующих монахов не пригласили на обряд иноческого посвящения Го-Сиракавы, отчего все монастыри Хиэйдзана подняли бунт.

Киёмори ждал вестей о сражении, поскольку на помощь ученым монахам были высланы несколько сотен из воинства Тайра. Но вот на северо-востоке показался дымок, почти слившийся с осенним туманом, а значит, дела обстояли не лучшим образом.

Прибыл гонец, хотя и не с горы Хиэй — очередной разведчик из столицы с недельным докладом.

— Ну, что у тебя? — загремел Киёмори.

— О молодом Минамото в столице не слышно, Киёмори-сама.

— Хм-м… А в провинциях?

— Слухи приходят отовсюду, господин, но далеко не всем можно верить. На севере, сказывают, в услужение Фудзивара Хидэхиры прибыл молодой воин. Впрочем, он так ловко управляется с мечом, что вряд ли может быть тем, кого мы ищем. Где это видано, чтобы монастырский воспитанник вырастал великим бойцом, да еще втайне от нас?

— Стало быть, прошло больше двух месяцев, — размышлял вслух Киёмори, — а об Усиваке ни слуху ни духу. Пожалуй, отложим пока это дело и займем тебя более насущными хлопотами.

— Если позволите, господин, я выведал, где сейчас обретается мать мальчика, Токива. Ваша супруга, Нии-но-Ама, имеет догадку на этот счет. Быть может, если мы схватим Токиву, как однажды схватили ее мать, когда искали отпрысков Минамото, и пригрозим ей пытками, Усивака точно так же выдаст себя.

«Ах ты, старая гадина! — тихо ярился Киёмори. — Или задумала поквитаться с соперницей после стольких лет? А может, решила ткнуть меня носом — мол, права я была: мальчишку следовало извести давным-давно?»

— Нет! — вскричал он вслух. Чуть погодя добавил: — Как часто напоминает мне сын, Сигэмори, каждый мой шаг сказывается на славе Тайра. Любая жестокость может лишь укрепить людей во мнении, будто я тиран. Нет, уж лучше считать, что Усивака нарвался на неприятности и более не представляет угрозы. Теперь касательно Сигэмори…

— Прошу прощения, повелитель, но он по-прежнему не хочет принимать от вас писем и отправлять дополнительные войска на гору Хиэй вам в содействие.

— Хм-м…

Сигэмори сторонился отца с той минуты, как пришла весть о смерти ссыльного Наритики. По словам его стражей, старший советник каким-то образом упал с отвесной скалы на бамбуковые колья, выставленные для просушки. Сколько бы Киёмори не уверял сына в том, что в смерти советника повинен случай, Сигэмори на диво упорно отказывался это принять.

— Что ж, раз мой сын решил от меня отстраниться, я… Во дворе застучали копыта.

— Разведчики с горы Хиэй прибыли! — донеслось от ворот.

— Ступай, — сказал Киёмори шпиону, после чего тот беззвучно исчез.

Сам же прошел на двор, где у подножия лестницы согнулись в поклоне двое мужчин в измазанных грязью и кровью доспехах. На их лицах читалось отчаяние.

— Ну?

— Киёмори-сама, мы опоздали. Ваши люди старались как могли, однако командующий Мунэмори, видимо… не был готов встретить такой отпор.

— Зря я его послал, — проворчал Киёмори себе под нос. — Воевода из него никудышный, хотя дело не предвещало сложностей. Но Мунэмори так просил о возможности показать себя победителем…