Война самураев

— А кто будет нас развлекать? — ворчливо осведомился другой.

— Будьте повежливее с гостьей, — сказал Киёмори, — она дочь Царя-Дракона и сводная сестра Бэндзайтэн, а к тому же моя будущая жена.

После недолгого молчания первый моряк сказал:

— Прошу нижайше простить меня, господин и госпожа, за дурные речи. Милости просим, о дочь великого Рюдзина! Но с вашего позволения, повелитель, нам нужно собрать на острове хворосту для факелов, чтобы осветить путь. Ночь слишком темна, а вокруг сотни скал.

— Скажи «нет»! — шепнула Токико. — Этот остров священен, с него ничего нельзя брать. Я дам твоим людям свет.

Киёмори помог ей взойти на ладью, хотя Токико, казалось, сама с легкостью находила путь в темноте. Моряки и воины почтительно, хоть и с опаской, расступались перед ней, и она грациозно проследовала вдоль палубы на корму. Там девушка вытащила из рукава небольшую раковину и подула в нее. Раковина издала несколько чистых приятных нот, напоминая звучание флейты.

Миг, другой — и у самой поверхности появились переливчатые всполохи, лучась бледно-голубым и зеленым. Киёмори ахнул. Он слышал, что моряки называют их драконовыми огнями, когда они появляются из-под воды летним вечером. Поговаривали, что они отражают сияние подводного дворца Рюдзина. Рыбаки уверяли, будто фонари ками рождаются на спинах живущих в этих местах кальмаров. Однако, каков бы ни был секрет, огни, вызванные Токико, выстроились в сверкающую дорожку, ведущую от пристани Миядзимы через все Внутреннее море.

— Вот, — произнесла Токико. — Теперь можете спокойно плыть вдоль полосы, что зажег для вас мой отец.

Моряки и воины, благоговейно перешептываясь, поспешили ставить паруса.

Киёмори поклонился и сказал:

— Истинно, если я сомневался в тебе, отныне все позади.

— Славно сказано, — ответила Токико. — Верь моим словам, исполняй обещанное, и успех тебя не минует.

Драгоценный трон

Когда Киёмори родился, страной правил молодой император Тоба. Как говорилось, его царствование протекало в согласии с. Обетованием тысячи милостей, и государем он был мудрым и великодушным, но к тому же еще прозорливым и не чуждым честолюбия.

«Что за честолюбие может быть у императора? — возразит смиренный слушатель. — Разве не достиг он высшей власти, уподобившись самим богам?» Да, так говорят, однако дела в государстве Хэйан поздних лет обстояли иначе, нежели в ранние беспечальные времена.

Для Киёмори не было секретом, что в правительстве Хэйан-Кё всем заправлял клан Фудзивара и его ставленники. Веками они выдавали дочерей за наследников трона, тем самым добиваясь бесконечных повышений по службе и самых почетных чинов. Основав к тому же немало святилищ и храмов и сделав немало щедрых подношений, Фудзивара заручились поддержкой всех мало-мальски влиятельных жрецов и священников. Они стали задавать тон в изящном, поовфяли развитие искусств, музыки и каллиграфии, пока само их имя не стало символом утонченности и благородства. Задушенные их покровительством, императоры превратились в заложников Фудзивара, которыми те вольны были повелевать как своими вассалами.

Государь Тоба был сведущ в истории и не мог не знать, что раньше императоры обладали куда большей властью, нежели в последнюю эпоху. Настала пора, решил он, вернуть бразды правления наследникам трона.

Его замысел был прост. Во время оно императоры нередко оставляли трон в расцвете лет, лишь только появлялись наследники подходящего возраста, способные их сменить. Считалось, что отрекшийся император принимал схиму, дабы провести оставшиеся годы в молитвах и медитации, вдали от соблазнов бренного мира.

Вот так вышло, что на двадцатом году жизни, полный жизни и сил, Тоба оставил троп своему четырехлетнему сыну Су-току. Поначалу решение это сочли неслыханным, и Государственный совет бросился перерывать архивы в поисках подобного случая. Тоба, однако, напомнил, что сам он взошел на трон в том же возрасте, и сколько бы советники ни возражали, ссылаясь на раннюю смерть его отца, в конце концов они были вынуждены признать слабость своих доводов и позволили Тобе отречься.

С тех пор он стал величаться отрекшимся государем Тобой, или Тоба-ином[13], принял постриг и облачился в суровое одеяние монаха, после чего, простившись с дворцом, переехал в собственную усадьбу. Внимание Фудзивара не замедлило переметнуться на малолетнего императора Сутоку.

Однако Тоба-ин отнюдь не охладел к мирским делам. Он окружил себя самыми доверенными советниками. Были средь них и младшие отпрыски рода Фудзивара, которым претило давление родственников. Так за пределами дворцовых стен сформировалось иное правительство, и Тоба-ин, скинув бремя церемониальных обязанностей, смог полностью посвящать себя государственным делам. Далее государь-инок отказался уступить кому бы то ни было право жалования чинов и мало-помалу наводнил совет своими ставленниками, готовыми повиноваться ему прежде регента Фудзивара. А так как особа и закон императора, даже бывшего, почитались священными, Фудзивара ничем не смогли ему помешать.