Война сердец

Мой дорогой кузен,

Прости, что беспокою тебя, в то время как ты себя неважно чувствуешь, я шлю искренние пожелания выздоровления от себя и своего отца, хотя он не знает о том, что я отправляю это письмо. Но я должна написать. Во-первых, чтобы извиниться, что я не попрощалась с тобой. Я собираюсь остановиться в Брюсселе и уезжаю слишком быстро. Молюсь, чтобы ты не счел это пренебрежением, наоборот, я испытываю огромную потребность в твоей дружбе.

Я также полагаюсь на твой опыт — ты сказал как-то, что твои связи с армией теснее, чем это может показаться. Мне кажется, что-то, что я могу узнать здесь, относится к сфере твоей деятельности: если же нет, я уверена, ты выяснишь, к кому нужно будет обратиться.

У меня есть основания полагать, что наш сосед, тот самый виконт де Серней, служит агентом Бонапарта. Если он будет арестован, существенные доказательства этого будут обнаружены в его резиденции. Безотлагательность и срочность, тем не менее необходимы. Помимо этого, я не могу предложить больше никакой информации, и я не смогу оказаться полезной, оставаясь в Сассексе, чтобы дожидаться результата, который я вверяю в твои руки.

Я не буду описывать тебе свои чувства по поводу сообщения тебе этой новости. Существует одна-единственная вещь, которая делает это для меня приятным. Я молюсь о том, чтобы официальное вмешательство в это дело воспрепятствовало любому личному противостоянию, которое может быть дерзко спровоцировано.

Мой дорогой кузен. Я пишу это в величайшем душевном страдании. Я едва могу видеть страницу. Но надеюсь, этого достаточно, чтобы дать тебе основание для действий.

С искренним уважением,

София Гамильтон.

Она уехала. Это была первая мысль, которая поглотила его. Себастьян сидел, навалившись грудью на стол, в руке он держал смятое письмо. Она уехала без предупреждения, и было невозможно вернуть ее обратно. Затем он расправил письмо на столе и снова начал сосредоточенно изучать его. Похоже, что она писала его в ярости, так как оно было полно самых нехарактерных черт: тире, подчеркиваний, запутанных предложений. Должно быть, София написала его на борту корабля, как раз перед отплытием, за несколько секунд до того, как повернулась спиной к событиям, к началу которых она дала толчок.

Она полагалась на то, что он будет действовать, и быстро. Это доставило ему чувство огромнейшего удовлетворения — знать, что он был ее инструментом в самом страшном решении в ее жизни.

Себастьян взял чистый лист бумаги и позвал слугу. Он откупорил бутылку с чернилами и окунул в нее перо, аккуратно вытер его кончик о край, затем неторопливо написал несколько слов и поставил подпись твердой рукой. Требовалось всего две строчки, так как письмо Софии отправится вместе с его, чтобы придать сообщению большей убедительности. По поводу ответа он не сомневался.

Себастьян хотел прикоснуться к ее письму своими губами, прежде, чем вложить его в другое; он сожалел о расставании с ним даже на час.

Скрепив его печатью, Себастьян передал письмо слуге.

— Отнесите это в конюшни. Пусть седлают моего гунтера и посадят верхом лучшего наездника, мне все равно, кого. Он должен отвезти это майору Хуперу в казармы в Эксите; дождаться ответа и вернуться назад. И я хочу, чтобы мне подали карету.