Война Сердец

— Потому что я не переставала использовать трюки с разумом, — со стыдом призналась она. — В своё оправдание скажу — я была глупым ребёнком, использовала силу на одноклассниках и учителях. Даже после смерти родителей. Я заставила полицейских, нашедших обломки самолёта, думать, что у меня были раны. Я не помню, как очнулась в обломках. В один миг была тьма, боль от огня, удар, а потом я оказалась в стороне от обломков. Совершенно невредима. Я уже была достаточно взрослой и поняла, что это удивит многих. И заставила их увидеть порез на лбу, сломанную лодыжку и кое-что ещё. Я делала и другое — если я где-то поранилась и быстро исцелялась при человеке, заставляла его думать, что раны и не было. После того, как Эшфорт запер меня в той комнате, я поняла, как неправильно было использовать эту силу. Эшфорт забрал мою свободу, свободную волю. И я поняла, что делала своей способностью то же. Я лишала кого-то контроля над разумом. — Она медленно выдохнула. — Я ещё никому не рассказывала. — Что-то в груди Коналла расцвело от её признания. Тея заёрзала на сиденье, словно ей было неудобно. — Прозвучало так, словно родители стыдились меня, но это не так. Они просто пытались защитить меня.

— Если они искали ответы, думаешь, знали, кто ты?

— Да. — Это его удивило. В её глазах сияли сожаление и горе. — Думаю, да. Когда я была ребёнком, порой злилась из-за того, что отличалась. Я хотела быть нормальной.

— Это понятно. — Коналл не мог представить, как рос бы без таких, как он, вокруг. — Твои родители были людьми. Если бы ты росла в стае, не чувствовала себя другой. Тебя приняли бы. Но я не говорю, что твои родители не принимали тебя.

— Я понимаю. И ты прав. Я хотела быть как родители, быть человеком. Когда мне стукнуло двенадцать, незадолго до… их гибели, я оттолкнула подругу с траектории летевшего бейсбольного мяча, который вырубил бы её. Он летел с большой силой, но я приняла удар, зная, что мне не будет больно. Вот только игру смотрели многие, и я не могла запутать головы всем свидетелям. В школе тогда было много шума, и папа разозлился, сказал, что я не могу спасать всех людей от плохого, потому что так раскрою себя и меня заберут. — Её голос стал сухим: — Я много плакала — мне не нравилось, что я не могла даже спасти подругу. А родителям не нравилось, что я страдала. В ту ночь мама сказала то, над чем я часто задумывалась, что, когда мне будет восемнадцать, я смогу принимать решения сама, смогу узнать, кто я, и тогда сама решу, как использовать эту информацию. И я смогу выбирать, что делать со своими способностями. Я не знала тогда, что она имела в виду…

— Они знали, — решительно ответил Коналл. — Они узнали, кем ты была, Тея.

Он увидел её кивок краем глаза.

— И я так думаю. Но теперь мы не узнаем.

— Одно ясно: Эшфорт думает, что знает, кто ты. — Коналл вспомнил препарат, вредящий Тее. — То вещество? В нём чистое железо?

— Нет. Но я немного слышала, когда была его лабораторной крысой. Он думал, что я была без сознания, потому что забрал у меня много крови, но та восстанавливается быстрее, чем у людей. Намного быстрее. — Она повернулась к нему. — В нашей крови есть железо, верно?

— Да.

— А с ним кислород. Как руда. Может, потому-то на меня и не действует. В еде тоже есть железо. Это меня не беспокоит. Я слышала парня из лаборатории, которого Эшфорт нанял для анализов, и тот объяснял, что вводил мне добавку с железом, и это перегружало тело, пока кровь пыталась окислить её. Это не чистое железо, которое, наверное, парализовало бы меня сразу. Этот… препарат жжёт. Он словно огонь по венам. И когда я была слабой от комнаты с чистым железом, моё тело не могло исцеляться так быстро, как обычно.

— Потому не сработало, когда я его тебе дал. — Он вздрогнул, вспомнив, что причинил ей боль. — Ты сильнее вне комнаты. Твоя кровь окислила препарат за час.

— Точно.

И тогда Коналл понял, как сильна Тея. У неё была одна слабость. Одна. Было что-то утешающее в том, что Тею Квинн было так сложно убить. Истинная бессмертная.

Она была одна так долго из-за того, что никому не доверяла. Но доверилась Коналлу. Поведала историю и раскрыла слабость. Коналл должен ответить тем же.

— Ты должна знать, что препарат притупляет мою способность выслеживать тебя. — Она молчала миг. Когда он взглянул на неё, её лицо было пустым. — Я не знаю, почему. Я знаю лишь, что моя способность работает только на разумных существах.

— Разумных? — Тея нахмурилась. — На животных тоже?

— Да. Когда Калли была младше, она заставляла меня искать пропавших питомцев, увидев объявление о собаке или коте. Один раз заставила искать морскую свинку.

Тея захихикала. Коналл улыбнулся от звука.

— Весело.

— Да, такая вот Калли.

— Расскажи о ней больше. — Он хмыкнул от того, что разговор повернулся к его семье. — Что? Я хочу знать, кого спасаю.

От напоминания, что он отдаст Тею Эшфорту в обмен на сестру, в груди вспыхнул гнев, и Коналл силой притупил его.

— Она вспыльчивая, — сказал он, решив, что должен ответить. — Как наша мама. Калли тоже альфа, и была главным воином стаи до болезни.