Война сердец (СИ)

— Хороший человек, дон Сильвио, — продолжил падре. — Немножко неотёсанный, ну так что ж с того. Зато всегда помогает моему приходу. Вон Руфина каждый день носит нам с диаконом то яички, то молочко, то пирожки, а то и мяско парное.

Данте промолчал. Он-то прекрасно знал, что Сильвио не запрещал Руфине ублажать падре из личной выгоды. Ведь падре Эберардо всем рассказывал о том, какой дон Сильвио щедрый и великодушный.

— А я тут припозднился чуток, — объяснил падре. — Отходную читал [1]. Знаешь, старуха Обдулия вот-вот преставится. Вообще-то, туда ей и дорога. Прости, Господи, но гадюка, каких ещё свет не видывал, — падре перекрестился.

Данте с трудом припомнил, кто такая старуха Обдулия. Он плохо знал соседей, потому что ни с кем из них не общался. Кажется, это та злая бабка, что хотела его утопить, когда он был младенцем. По крайней мере, Мендига, рассказывая эту историю, называл ту старуху Обдулией.

Падре держал чётки, на которых болтался огромный крест. И крест этот вызывал в Данте ужас, мерно покачиваясь у падре в руках, словно маятник. Мальчик чувствовал, что задыхается от желания вырвать у старика из рук чётки и выбросить их подальше. И так было всякий раз, когда он видел падре или кресты с иконами. Данте боялся подходить к церкви. В первый раз, когда он там побывал, его тошнило так, что он едва не потерял сознание. А во второй раз, пару лет назад, у него возникло дикое, необузданное желание поджечь всё, что находилось внутри. С каким бы удовольствием он посмотрел, как иконы скукоживаются в огне! Данте опустил глаза, дабы не видеть падре и его чётки.

— Я спешу, падре. Можно я пойду? — выдавил он

— Иди, сын мой. Завтречка я к твоему дяде загляну. Надобно мне с ним обсудить кой-чего. А заодно я бы хотел и с тобой потолковать.

— О чём?

— Дон Сильвио жаловался на тебя намедни. Говорил, что ты дурно ведёшь себя и плохо влияешь на его детей. А ещё ты не посещаешь церковь. Нехорошо ж ведь ето. Господь прогневается на тебя.

— Простите, падре, мне надо идти! — невежливо прервал Данте. Он больше был не в силах слушать эту ахинею, кроме того, смертельно устал. И мальчик пустился наутёк, только пятки засверкали. Падре недовольно проводил Данте взглядом.

Данте бежал и бежал вглубь сельвы, пока не выдохся. Тогда он сел на землю, облокотился спиной о дерево и в мгновение ока провалился в сон. Теперь он уже был не здесь, а далеко-далеко, в другом мире. В мире, где живут мечты и сказки.

Данте стоял в озере по щиколотку в воде. В руках он держал плетёную корзину. Посреди озера красовалось раскидистое вишнёвое дерево. Данте смеялся, срывая огромные спелые ягоды, похожие на капли крови. Тут дно у корзины отвалилось и все вишни упали в воду. Данте, ругаясь, опустился на колени и стал их собирать обратно.

— Привет, — раздался звонкий девчачий голос. Кто-то тронул его за плечо. Данте обернулся. Это была Эстелла.

— Ты такой милый, — Эстелла, чмокнув его в щёку, побежала прочь. Тёмные локоны мелькнули вдали, скрываясь за зелёными зарослями.

— Погоди! Стой! — Данте хотел побежать за девчонкой, но вишни, которые он рассыпал по дну озера, вдруг пустили корни. Они росли и росли, обвивая гибкими ветвями ноги и руки мальчика так, что он не смог сдвинуться с места...

За завтраком в особняке Гальярдо де Агилар царила напряженная атмосфера, скрытая за масками равнодушия. Арсиеро — мужчина интеллигентной наружности, с тонкими усиками и узким клювообразным носом — читал «Политическое обозрение». Эстебан, элегантно закинув ногу на ногу, изучал результаты вчерашних скачек и недовольно морщил нос. Урсула раскладывала по тарелкам жаркое, завёрнутое в листья салата, поливала его соусом и наполняла хрустальные стаканы соком. Роксана бросала на членов своего семейства презрительные взгляды. Мисолина, с видом принцессы, которую вечно недооценивают, раскладывала на коленях салфетку. Берта усаживала вертящуюся во все стороны Гортезию на табурет рядом с собой.

— А кого не хватает? — растерянно поинтересовался Эстебан, отрываясь от таблицы с именами лошадей-победителей. — Мне кажется, нас слишком мало.

— Нет Эстеллы и вашей жены, дорогой, — напомнила Берта.

— Ах, да, точно! Хорхелина, наверное, доныне прихорашивается. Вы же знаете, маменька, её туалет обычно занимает часа три. А что с Эстеллой?

— Она наказана, — сухо объяснила Роксана.

— Я же вам говорила, Эстебан, что Роксана решила поиздеваться над родной дочерью, — уколола Берта. — Хорошо, на цепь не посадила.

— Помолчите, мадам. Вас это не касается. Она наказана за недостойное поведение. Она сбежала из церкви, чтобы гулять с малолетним бандитом, — Роксана смерила Берту взглядом победительницы.

— А по-моему, дорогая, вы чересчур жестоки к малышке, — отозвался Арсиеро из-за газеты. — Можно было всего лишь запретить ей гулять. Зачем же запирать девочку в комнате?