Война сердец (СИ)

— Ну здравствуй, — холодно прошипела «Эстелла» в ответ на непонимание в его глазах. — Узнаёшь меня? Ну, конечно, узнаёшь. Бедняжка, Данте! Такой глупый, такой никчёмный и неприспособленный к жизни дурачок. Добро пожаловать в твой индивидуальный ад! Знаешь, иногда ад при жизни гораздо хуже и эффективнее ада потустороннего, которым людей пугают всякие падре, — и она громко расхохоталась.

Если бы Данте был в адеквате, он бы понял, что эта женщина не может быть Эстеллой. Но после трёх месяцев издевательств он соображал плохо и на её появление среагировал инстинктивно — увидел Эстеллу, её лицо, её фигурку, услышал её голосок, произносящий нечто ужасное, и весь мир его рухнул. Она его ненавидит, а он так и не смог её разлюбить...

Приложив указательные пальцы к вискам Данте, Лже-Эстелла влила ему в голову струю чёрного дыма. Перед глазами юноши полетели черти. Затем они обратились в трёхглавых драконов, что, разевая пасти и выпуская из ноздрей искры, кидались на него. Голову пронзила безумная боль, у Данте аж челюсть свело, и впервые за всё время нахождения здесь, он начал орать, извиваясь в своих путах.

«Я же тебе говорил, что любовь приносит только страдания. И не стоит ждать от неё ничего хорошего. Все люди предатели и твоя маркиза — не исключение», — шепнул вкрадчивый голос Салазара.

— Нет, не надо, хватит, уходи, уходи... — пробормотал Данте.

«Ну какой же ты всё-таки тупой! — не унимался Салазар (Данте так чётко слышал его голос, будто Салазар, из плоти и крови, стоял рядом). — Пойми, наконец, эта женщина такая же, как все, и даже хуже. Она не любит тебя. Ей нравится смотреть на твои мучения, поэтому она и здесь, тупица!».

— Замечательно! — молвила «Эстелла», подтверждая его слова. — Я люблю наблюдать, как безмозглые людишки кричат и извиваются, медленно сходя с ума и превращаясь в растения. Я ещё вернусь, — сказала она кому-то и, кажется, ушла — Данте услышал стук её каблуков.

В следующий раз Лже-Эстелла явилась в декабре. В ярко-красном платье с эполетами на плечах. И устроила спектакль: стала признаваться Тибурону в любви, обнимала его, целовала, уверяя, что ради него пойдёт на всё. Мужчина реагировал спокойно, хотя в антрацитовых глазах его и прыгали искорки, когда он бросал на неё взгляд. Салазар у Данте в голове лишь хихикал, повторяя, как попугай, одно и то же: «Я тебе говорил! Говорил!».

Когда «Эстелле» надоело кривляться, она наколдовала в воздухе хлыст, и мир Данте снова разрезала боль. При каждом ударе, что наносила эта женщина, кожа у Данте лопалась и пузырилась. Хлыст явно был напичкан магией, что усиливала боль в разы, и Данте кричал и кричал, срывая голос. И он так и не задумался, что Эстелла, настоящая Эстелла, не может колдовать, она не может вытворять такие вещи. Здравые мысли до него уже не доходили. Дамочка грубо смеялась, запрокидывая голову, и уверяла, что ненавидит Данте, а любит всю жизнь одного мужчину — Тибурона.

К январю издевательства двух магов довели Данте до изнеможения. Голос Салазара ещё звучал в его мозгу, напоминая назойливое жужжание мухи, но Данте не разбирал слов.

Утром тринадцатого января Тибурон, заставив Данте проглотить некую дрянь фиолетового цвета, долго и задумчиво смотрел, как тот извивается, прокусывая себе губы до крови.

— Я вижу, всё бесполезно, — молвил маг, прохаживаясь по комнате. Одет он был в длинную синюю рясу; подол её волочился хвостом. — Ты не понимаешь ни по-хорошему, ни по-плохому и не хочешь сказать, почему перстень меня не слушается. Магия Крови? Будь она неладна! Но ведь я совершил обратный ритуал. Я хотел лишить тебя не только власти над перстнем, но и силы. Твоя магия должна была вернуться ко мне. Ты был жалким младенцем, когда я тебе одолжил часть своей силы и перстень, ты должен был стать их хранителем, а не хозяином. Но теперь перстень не подчиняется даже волшебной палочке, что я позаимствовал у одной нашей общей знакомой. Эта палочка почему-то не содержит магии, хотя считается сильнейшим колдовским артефактом.

— Одно из двух: либо эта стерва меня надула, либо её надул тот, у кого она взяла эту палочку. Я — величайший колдун, я бы мог стать властелином мира, я всегда был с магией на ты, но сейчас происходит непонятное. И ты, слизняк, должен мне объяснить, что ты сделал с перстнем! — подойдя ближе, Тибурон с размаху ударил Данте по лицу. — Ты мне скажешь! Скажешь! И ты должен, обязан заставить перстень подчиняться мне, своему истинному хозяину!

Тибурон скрипел зубами, но Данте лишь безучастно пялился в потолок.

— Молчишь, незаконнорождённый ублюдок? Ладно. Тебе, видать, мало. А вот интересно, где же наша любимая Эстельита? Жду её, не дождусь.

При упоминании Эстеллы Данте нервно вздрогнул, и Тибурон, сверкая чёрными глазами, загоготал. Снова ударил Данте по щеке.

— Неужто ты ещё не понял, выродок, что эта женщина — моя? Она любит меня, а ты ей противен. Мы давно с ней любовники. Она сходит от меня с ума, пищит от моих ласк и поцелуев, как мышь в мышеловке.