Война (СИ)

Тварь, как оказалось, умела справляться с подобными «неприятностями». Причём, делала это намного лучше, чем незабвенный монстр на Демонике, которого мы валили с Экстремалом. Как оказалось, шесть несущих ног твари имеют очень хорошие приспособления для карабканья по стенам и потолку. И, как оказалось, тварь выполняет данную операцию очень проворно и хорошо. Мне повезло — на ботинках моего скафандра были специальные выдвижные «когти», при помощи которых мы двигались по скользким и неустойчивым поверхностям. И теперь эти «когти», зацепившись за броню твари, не давали мне упасть с её спины. Тварь же, тем временем, поняв, что таким образом меня ей не стряхнуть, начала дёргаться и вообще, вести себя непристойным образом. Она начала быстро перемещаться с потолка на пол и обратно, бегать по стенам, пытаясь избавиться от своего «седока». «Когти» ботинок держали на совесть, и падать я пока что не собирался. Но трястись, как на тренажёре, изображавшем аварию в космосе, мне тоже было неинтересно. Надо было менять ситуацию в корне. Причём, менять единственным доступным мне способом.

Убивать я очень сильно не любил. Просто страсть, как не любил. Я всегда считал, что жизнь — это немногое, что даётся человеку (или любому другому разумному существу) всего один раз, кто я, собственно, такой, чтобы это немногое у кого-то отнимать? Верно — никто, и права такого у меня нет. Вот только, за почти 300 лет жизни очень и очень многие хотели отобрать это «немногое» у меня и моих друзей и близких. Некоторым это даже удавалось — и тогда я терял друзей, товарищей, близких. И тогда мне приходилось объяснять «отбиральщикам» их ошибку. Причём зачастую — с оружием в руках. И, как только дело доходило до стрельбы — мне приходилось убивать. Против желания, против воли, против самой моей натуры. Но я делал это. И не моя вина, что я делал это слишком хорошо. И вообще — не моя вина в том, что я служил в разведке. Мне нравилась моя работа. И, если эта тварь хотела убить меня — тем хуже для неё…

Я ударил клинком боевого лезвия по броне твари. Как я и рассчитывал — клинок, окутанный сиянием энергетических полей, погрузился внутрь. Как оказалось, твари этот удар не понравился — иначе с чего она догадалась сделать то, до чего раньше не додумывалась — кувыркнуться на месте? Я вовремя отцепился от твари, и вовремя же снова активировал свои ускорители. Я плохо рассчитал этот прыжок, и, хотя меня не раздавила тварь, но об потолок коридора я приложился неслабо. Погасив вспышку боли, я мягко приземлился на расстоянии в пару метров от твари. Она начала поднимать свои штурмовые орудия, зажатые в передних лапах. Я убрал клинок и снова вытащил пистолет. Прицелился. И показал один трюк, за который меня очень любили члены моей команды на всех стрелковых соревнованиях — выдал десять импульсов из бластера за три десятых секунды. И все — со снайперской точностью. Прямо в то место, где мой клинок пробил защиту твари. Не знаю, насколько жизненно важные органы там у неё были, но тварь поднялась на дыбы, бросаясь на меня. И тут я понял, что спасён — брюхо у твари было не таким грубым и бронированным. Оно было, скорее, наоборот — мягким и нежным. Конечно, тварь же была предусмотрена для абордажного боя на космических кораблях, а там на тебя обычно снизу не нападают. А, что в разведке Лиги служат такие отмороженные на всю голову пилоты, как в группе «Призрак», Кочевники явно не знали. И поэтому, как только тварь продемонстрировала мне своё брюхо, я в ответ продемонстрировал ей, как быстро и точно я умею стрелять импульсами.

Я положил в цель с минимальным разбросом полный аккумулятор своего бластера. Тварь была ещё жива, когда я проходил мимо, но было видно, что это ненадолго — я видел, как огонь от моей стрельбы буквально выжег скорлупу её брони изнутри. Чтобы закрепить эффект — мало ли, я бросил плазменную гранату, проходя мимо. Она взорвалась через три секунды.