— Да если и выживем, голова у тебя уже заработала. Хоть и характерец… скверный на редкость. Но это тоже на пользу, одной лаской девиц не построишь.
Сэйэ перестала ее понимать, только молча смотрела. Акэйин же усмехнулась, подстегнула словами:
— Чего застыла? Руками, руками шевели!
**
Звуки довольно чистые, но равнодушные. Юная флейтистка старается, и у нее такие черные живые глаза, но мелодия сама по себе, она скучает; мечтает, обернувшись змейкой, шмыгнуть под камень и там поспать вволю.
А учитель стоит рядом, кивает, доволен…
Лайэнэ учили куда строже. За такое исполнение она бы давно получила по пальцам, и неважно, что очень старается.
Тяжко было на душе, и что делать, неясно. А здесь… когда-то ее наставляли, говорили, что делать, и, хоть не баловали, поддерживали в трудностях.
Вот и пришла.
Каменная белая изгородь, фонарики в узорном обрамлении, резные ворота, через которые так любят подглядывать городские бездельники. Место, где из обычных неуклюжих девочек делают облачных фей. Самые земные, мало пригодные для того, чтобы скользить по облакам и превращаться в цветы и ветер, остаются обычными женщинами. А судьба обычной женщины… Кому как повезет, если коротко. Но чаще — не повезет. Прочие порой вдохновляют поэтов, пусть даже местного пошиба и за неизменной чашкой вина…
Сейчас, утром, фонарики не горели. Лайэнэ привратник впустил с поклоном; во дворе, просторном, вымощенном каменными плитами, находились всего несколько девочек, и еще несколько — в садике сбоку. Остальные либо слушали урок в комнатах, либо занимались своей одеждой и разными мелочами.
Ученицы носят белое с нежными оттенками голубого, розового и желтого. Они еще не умеют скользить, как солнечные лучи, они жизнерадостно бегают, получая за это взбучку от наставниц.
Ее самой близкой наставницы тут уже не было — немолодая, она доживала век где-то в соседнем округе, вместе с подругой купив там маленький дом. Другие еще были на месте: одни улыбались Лайэнэ, гордились ей, другие хмурились — считали, что она чересчур вознеслась и забыла их.
Это было обидно — молодая женщина действительно редко появлялась в школе, он никогда не отказывалась помочь, и давала уроки некоторым способным девочкам, и даже вызволяла однажды из лап судейских девушку, обвиненную в краже и попытке опоить клиента.
Вот, пришла…
Все приготовленные слова вылетели из головы, остались одни заученные приветствия.
Ее встретили радостно. Попросили показать ученицам свое мастерство — сослалась на занятость: урок не проводят второпях. Сидела в комнате хозяйки школы, пила легкое вино, закусывала тонким слоеным тестом, похожим на розовые лепестки.
И снова слов не было, не спросить совета, не рассказать о том, как смутно и сумрачно на душе. Кого это интересует?
Поднялась, с разрешения главной наставницы прогулялась по школе; в классы заглядывала, стены которых украшали знакомые с детства картины. Все неизменно, все можно найти в собственной памяти; чего же она хотела еще?
Девочки, как всегда, смотрели с восторгом; девушки постарше с ревностью. «Скоро придет мое время», читалось в глазах каждой из них. И ведь правда, придет. Сейчас им примерно пятнадцать… еще через пять лет у некоторых из них будет успех и достаток, но не у всех, к сожалению. И те, что сейчас первые и верят в благосклонность Небес, иногда ошибаются.
Будто дымка на миг заволокла взгляд — когда-то у Лайэнэ была соученица, черный алмаз, ласковая песня. Теперь, верно, она бы ярче всех сияла в городе, да что там, во всей провинции. Но… пепел ее развеян рад рекой вблизи Срединной. Влюбилась — ах, как долго Лайэнэ судьба хранила от подобного! — и, зная, что не сможет быть вместе, решила хоть ребенка оставить. Но умерла при родах. Ей было семнадцать…
Визит ничего не дал. Зря пыталась искать опору в прошлом. Даже самым близким наставницам открыться бы не смогла, да и что открывать? А утешать ее они тут не нанимались, Лайэнэ одна из них, а не посетитель.
Девочка в беседке возле ворот играла по-прежнему, теперь она была одна. Интересно, ее оставили упражняться — или она хочет сама? Лайэнэ подошла, постояла рядом. Потом подхватила стоящую в нише вазу с бессмертниками, поставила перед юной музыкантшей:
— Попробуй представить, что через флейту идет тепло или холод. Что ты можешь согреть эти цветы или заморозить. Или даже оживить…
Был почти полдень, когда вернулась домой — время яркое, полное сил; но Лайэнэ казалось — прошло много часов, и устала, будто кожаными мешками носила воду. Вошла в калитку грустная и задумчивая, такая же прошла коридорами, и холодок в комнате отметила лишь краем сознания. Потом заметила наконец: ее уже поджидал гость; и задумчивость, и грусть слетели мигом, в сердце впились тонкие острые льдинки.
— Давно тебя не было…
Энори обернулся, блеснув короткой улыбкой: рассматривал сухой букет на подставке.
— Наконец-то! Я заждался, и пришлось прятаться от служанок.
Скользнул к ней, как ни в чем не бывало, поцеловал мимоходом и устроился на своем любимом месте, на кушетке возле окна. Приоткрытого, разумеется.