Война (СИ)

— Ничего, — заставил себя сесть, сцепил пальцы. — Просто не люблю того, чего не понимаю. Она знала, что возвращаться ей смертельно опасно. Зачем тогда? В запоздалую любовь к сыну не верю. Как бы то ни было, она пока не явилась к родителям или другой родне, и сюда не пожаловала. Сущий и демоны, это костер возле стога сена! Для всей провинции она мертва, эта примерная мать и любящая жена! А уж для Тагари…

— Тогда, может быть… — слуга наклонился к самому уху Кэраи, проговорил еле слышно: — Чтобы не поднялась буря, пресечь ее в самом начале…

— Прекрати, Ариму. Убийца нашелся. Сейчас все может вызвать эту бурю, любой скатившийся камешек приведет к лавине. Просто приведите их сразу ко мне.

Тот, казалось, заколебался:

— Я не то что бы… Но вы так не любите госпожу Истэ…

— Жена, покинувшая мужа — позор на обоих, но еще полбеды. А мать, бросившая младенца?

…Что отец, тогда живой еще, что Кэраи ту женщину из Нижнего дома бы притащили, даже без помощи Энори, разве что позже… но Тагари сказал — пусть идет, куда хочет. Такая вот доброта. Зато враги трепещут при одном упоминании его имени. Знать бы…

Поднялся, подошел к двери — и откинулся к стене, постоял так. Чудовищно захотелось спать — проклятый дурман до сих пор напоминал о себе приступами слабости. Пробормотал, скорее для себя, но не против был, если и слуга услышит:

— Я совсем не буду против каких-нибудь приятных неожиданностей. Для разнообразия.

Воистину, день этот был черным. Айю тоже принес вести неутешительные — Аори Нара тяжело болен. Еле живого привезли из Срединной, как когда-то из тех же мест — младшего сына. Все силы положил на то, чтобы исправить беду с оружием — и вот, надорвался.

— Точно ли из-за этого?

— Знать бы. Лекари говорят — плохо. Я не сумел с ним толком поговорить. Слаб… Он все твердил о заговоре, верно, о поставках и тех бумагах. Но вот сумел ли Аори Нара что-нибудь еще разузнать, загадка…

— Он ничего не рассказал сыну?

— Нет. По словам Рииши, отец не придал серьезного значения болезни, ждал вас, верил, что скоро вернетесь. А пока все силы бросил на работу своих оружейных. Считал, второй раз заговорщики не сумеют сыграть такую же партию…

Айю вскоре ушел, сокрушенный, не услышав ни слова осуждения, ему и не надо было — все уже давно сказал себе сам.

Хозяин дома окликнул Ариму:

— Перестань прятаться за дверной створкой, иди сюда.

— Я всего лишь хотел… — начал тот.

— Перестань. Тебе я прощу подслушивание. Только, прошу, без самодеятельности по итогам. Что ты понял?

— Все плохо, — немедленно отозвался слуга.

— Да ты мудрец!

— Тогда, если позволите, — Ариму тронул языком губы, словно опасаясь говорить. — Господин Айю не прав, как не прав и господин Нара. Они зря думают, что теперь никто не рискнет… если и впрямь сравнить с игрой на доске, я бы атаковал сейчас. Противник ведь думает, что я напуган и собираюсь с мыслями.

Кэраи походил взад и вперед по комнате, хмуро сказал:

— А у меня теперь связаны руки. Тагари надеется, что я уеду, но, может быть, остынет и передумает. Только если я начну что-либо всерьез предпринимать, все вспыхнет по-новой… И тут еще эта женщина…

— Что будете делать?

— Искать. Айю закончил проверку, теперь я начну свою.

**

Мелькнули в воздухе крапчатые крылья, по земле метнулся огненный росчерк. Птице не мешал кустарник на склоне холма: ястреб преследовал молодую лису.

— Уйдет, — сказал темнолицый охотник, с сожалением глядя на обоих хищников. — Но какой злой и жадный. Не по нему добыча, так нет же!

Он держал палку с перекладиной, на ней перевозили птицу: слишком велика, тяжела для руки. Гигант среди ястребов.

— Уйдет, — согласился У-Шен. У молодого военачальника глаза были злыми, веселыми, шапка и куртка из белого меха. Лисица шмыгнула в нору; ястреб, раздосадованный, поднялся выше холма.

— Позови его.

Рухэйи засвистел; словно на этот свист откликаясь, с другой стороны холма вынырнул всадник на приземистой мохнатой лошадке. Протянул У-Шену сложенный кусочек полотна. Тот развернул, скользнул взглядом по кривоватым строчкам.

— От Мэнго…

Досадливо поморщился, скомкал послание.