Война (СИ)

Небеленый холст — одежда мертвых — была на нем. Ткань эта… и такое же молодое, как у сына, лицо. Тори раскрыл было рот, но ни звука не вырвалось — словно у рыбы, выброшенной на берег. Сил позвать слуг не хватило. Под рукой не оказалось ни одного оберега — никогда не верил в их силу.

— Доброго вечера, почтенный господин Аэмара, — прошелестела ночь. Почему он никогда не замечал, какой у этого человека был странный голос?

— За… зачем ты пришел? — едва разомкнув губы, спросил хозяин дома.

— За тем, что мне обещали.

— Тебе… ничего…

— Ваша дочь, — голос был тихим, лился, как лунный свет по сухим листьям. — Скольким еще женихам, после меня? Верните первому.

Старший Аэмара забыл, что рядом сидят, прислонившись к стене, и спят еще три человека. Словно он сам и ночной гость были сейчас в ином месте, во сне или в мире умерших.

Призрак не приближался к нему — оставался в полутьме, сам был ею. Судьба уже отняла у Тори сына… он не может потерять еще дочь.

— Майэрин не для тебя, — прохрипел он.

— Ни я, ни ваш Дом не взяли свое слово назад. Значит — моя.

— Не получишь. Я сумею… защитить свою девочку…

— Она сейчас спит, и рядом только служанка… Хотите взглянуть на них?

Взглянуть? Спит? Или же…

Холодом пронзило насквозь. Тело стало неимоверно тяжелым. Под кожей лица медленно начала разливаться багровая краска. Привстал, намереваясь и с призраком сражаться за дочь — и согнулся, сползая обратно в кресло.

Многие думали, что у Тори Аэмара сердца не было вовсе, вместо него медный кувшинчик, в котором плескался хитрый и скользкий тритон. Но все-таки было, раз остановилось, не выдержав.

Глава 10

Поземка вихрилась у конских копыт, и казалось — ноги у лошадей в тумане, как у призраков. Всадники и были призраками: никто не должен был их узнать ни по дороге, ни здесь, в предгорье Эннэ.

Войска рухэй ждали по другую сторону границы, и Энори сейчас ехал к ним. Доверенному слуге Камарена поручили важное дело: передать его одному из лазутчиков, офицеру У-Шена. До племянника было куда ближе, чем до дяди.

В другом случае Ангет Пулан явился бы на эту встречу, а затем покинул страну, дожидаясь хозяина, который тоже готовился бы к отъезду. Но придется вернуться в Осорэи, и быть там какое-то время, хоть Пулан и считал задержку чистым самоубийством.

Этот… провидец, которому никогда не доверял, пообещал — в дороге слежки не будет. А почему верный слуга на несколько дней пропал, хозяин сумеет объяснить всем любопытным.

Отослать бы Энори к посланцу рухэй одного или с кем-нибудь из младших слуг Камарена, выдав оговоренный для встречи знак, тем более что дорогу указывает он. Только необходимо знать, слышать лично, что такого перебежчик наговорит дикарям загорным. А такие тайны не доверяют кому попало. Вот он едет довольный, лицо порозовело от мороза, глаза блестят, головой вертит по сторонам. Чему столь радуется? Капюшон сбросил, и черные пряди волос перемешались с белым мехом. Как есть сорока, только вместо яркого и блестящего тащит к себе чужие тайны.

Холмы понемногу становились все выше, а овраги между ними шире и глубже. Никто на путников внимания не обращал. Предгорье Эннэ, еще сутки пути, и будет красавица Тай-эн-Таала, белая жемчужина Ожерелья…

Вот и развилка — если прямо ехать, то попадешь к крепости, но им надо свернуть к востоку. Там ждет посланец У-Шена.

— Этой дорогой я возвращался летом после того пожара, — сказал Энори, глядя вперед. — Сейчас заставу восстановили, но какая, в сущности, разница.

Пожар… необъяснимый, охвативший заставу. Это было еще до приезда Камарена в провинцию, но слухи ходили и после. Почему же той ночью советник-предсказатель допустил промах, ничего не ведал о грозящем об огне?

Личность Энори Камарен счел разумным перед рухэй не открывать, пусть думают — воспитанник тайных убийц и лазутчиков, кто-то из теней, скользивших коридорами палат управления, вдобавок к тайнам власти отлично знающий горы. У него есть причины для мести, заверял посол, сговариваясь. И, как посоветовал Энори, рекомендовал об остальном дознаться уже на месте у него самого. Рухэй не рисковали ничем — даже если к ним засылали лазутчика, толку с того, если и увидит их лагерь? Не поверят — убьют на месте.

«Поверят, — сказал Энори: спокойно, только в уголках губ и на кончиках ресниц подрагивало веселье. — Вы же поверили».

Камарен тот да, поверил, но не Пулан — только его спросить позабыли и советам не вняли.

Под вечер двое путников остановились на постоялом дворе в местечке Красный камень — тут и была назначена встреча. Посланник уже был в гостинице; насторожился, увидев двоих, совпадающий приметами с описанием. Затем увидел и знак, показанный Пуланом, кивнул чуть заметно. Не сейчас. Никаких разговоров на людях — выедут поутру, и тогда…

Когда северянин собрался уже устраиваться на ночлег в снятой комнате, спутник его направился вниз.

— Куда ты? Никаких встреч в этих стенах…

— Я хочу всего лишь проведать лошадей.

— Не заметил, что ты так уж их любишь. Местный конюх о них позаботится, я хорошо заплатил.

Энори качнул головой — резко, так, будто смахивал паутину из слов: