Война (СИ)

— А драться-то сможешь, если что, с одним глазом? Вдруг на меня нападет кто?

— А тогда у меня второй вырастет, — нахально заявил тот, и хозяин наконец рассмеялся.

В первый раз прогулялись они впустую, и Ариму уже думал, что господин угомонился. Но тот оставил дела и потащил слугу и на второй день по окраинам города, рынкам, пристани и забегаловкам. По толчее, среди всякого сброда. Часа два ходили. Порой казался мальчишкой, сбежавшим от учителя, а порой слугу поражал холодный и настороженный его взгляд. Развлекается? Как бы не так! Но что ему надо? Ведь ясно — все это лишнее, других занятий полно.

— Это мое дело, — сказал Кэраи вечером. — Мой род, память его. Он бы мог тихо догореть, как закат, раз уж меняются времена, или вспыхнуть последний раз — но трепать его имя по балаганам я не позволю. И просто сидеть и ждать докладов… нет, даже если иное бессмысленно.

На третий день они набрели на акробатов-канатоходцев, выступавших на отведенном для актеров пятачке возле пристани. Пара десятков зрителей, из них, может, половина бросит мелкую монетку, а то и вовсе впустую старались.

Легкая одежда — сами постоянно в движении, не холодно им. Красное, черное, белое, желтое… от пестрых нарядов, увешенных лентами, рябило в глазах. Раскрашенные нарочито лица, к поясу прицеплены маски — верно, представляют и сценки. А пока лишь перебрасывались фразами, призванными рассмешить.

Ничего так было, забавно, довольно ловко кувыркались на веревке, публика веселилась, не расходилась. Шутки резали слух, Кэраи морщился, но терпел — простой народ, ему грубость близка. Но, как говорят мудрецы, смех и слезы не ведают рангов…

Один из парней якобы упал с каната, в самый последний миг ногу согнул, удержался. А другой ему бросил — что ты падаешь, олух, как Дом Таэна! — и в публике раздались отчетливые смешки.

— Сходи-ка за стражей, — тихо велел Кэраи, а сам подошел поближе, вглядываясь в тех, кто смеялся, стараясь запомнить.

Акробаты — двое молодцев под тридцать, и певица, похоже, сестра одного из них. Были сильно напуганы, когда поняли — увязли, как муха в смоле. На все вопросы отвечали более чем охотно, скороговоркой, надеясь отделаться малым. Сами не местные уроженцы, летом пришли из Окаэры, перезимовать решили в Осорэи. Выступали помаленьку, а за такие шутки им заплатили щедро — договорились на несколько представлений. Нет, не смогли бы назвать человека, он был в глубоком капюшоне, но, кажется, средних лет. Да, знали, что играют с огнем, но больно хороша была сумма — а взять и сразу сбежать не могли, им пригрозили расправой за стенами.

Почему люди такие дураки, кто бы объяснил…

Судя по всему, сказали правду — не знали того, кто им заплатил. Разумно, кто же покажется.

…А те кукольники успели исчезнуть, даже когда стража нагрянула посреди представления — видно, им помогли. Предупредили и вывели. Надо ждать, где снова появятся. Сочли ценными, не то что этих.

Ему они тем более не ценны, разве что поведали бы имя заказчика. А раз нет, то и возиться незачем больше.

Вернулся к себе, проходя мимо оставленного на столе зеркала на подставке — не убрали слуги, думали, может, понадобится; заметил в нем свое отражение. Снял, бросил серебряный овал в ящик стола.

Мерзко все-таки на душе. В Столице ни одной жизни на нем не было, впрямую, по крайней мере, а тут…

Вечером прислал Лайэнэ приглашение. Дел к ней сегодня не было совершенно, разве что пожаловаться на жизнь и на то, что их план кем-то подхвачен и развернут уже другой стороной? Жаловаться глупо, об остальном не раз говорили…

Голубая Жемчужина явилась в назначенный час — ровно с ударом гонга, отбивающего время. Всегда поражался ее точности, хотя и сам не любил опозданий. Не вошла — вплыла в комнату, будто коридор был рекой, а она — водной птицей. Тяжелый расшитый серебром шелк, мех белой лисы, капли-сапфиры качаются у висков на серебряных цепочках. Настоящая знатная дама, и фасон довольно узкого платья как у знатных дам, не распашной. Интересно, неужто она всегда одевается так? Не ко всем же является побеседовать о делах!

А она сидит на уже привычном месте подле светильника — при дыхании на груди переливается серебристый узор; улыбается уголками губ и чуть ли не изгибом ресниц, будто знает, что он думает всякую чушь…

Лайэнэ стала частой гостьей в его доме. Женщин из Веселых кварталов всегда использовали, чтобы выведать то или иное или, напротив, внушить нужное. Не каждую — выбирали умных. Кэраи сам пользовался их помощью в Столице, но мало, там охотник сидел на охотнике. И здесь у него были в Кварталах доверенные женщины. Но мало, сложно успеть меньше чем за год.

Лайэнэ оказалась сокровищем. Особо ей не доверял, но не сомневался — сейчас она вывернется наизнанку, чтобы принести пользу. Ее покровителем был Энори, он бы не потерпел конкурентов в тайнах. Вряд ли она работала на кого-то еще. А сейчас ей важно не сойти с корабля, именуемого славой.