Война (СИ)

Нээле просыпается и едва может дышать. Лежит на узкой кровати в своей крохотной комнатке, откинув одеяло, и не сразу понимает, как без него холодно. Ставня приоткрыта, видимо, ее распахнул ветер.

Глава 18

…И другие люди говорили, и зеркало: глаза-обманки, то карими казались, то темно-синими, то были томными, то искрились лукавством. Хорошенькая, как цветы ландыша, и такая же маленькая. И так же чувствовала себя живущей в тени. Никто в крепости не видел ее недовольной, кроме личных служанок, но уж тем были знакомы и ее слезы, и приступы глухой безнадежной тоски, от которой не спят всю ночь.

А наутро снова выпархивала на галерею или во двор, вызывая у солдат не почтение, не затаенную страсть, а умиление.

В крепости она начала появляться недавно — с осени, скучно ей было жить в горном селе, хоть и довольно крупном. Выросла в городке в двух сутках пути от Сосновой, там поначалу и оставалась — но жена командира Таниеры ее со свету сживала.

Вот командир и нашел выход, устроивший его больше всех, Сайэнн средне, а жену совсем никак, но ее не спросили — поселить молодую подругу к себе поближе. Жена тут обосноваться не могла, слабое здоровье мешало, и годы были уже не те, скакать по горам. А Сайэнн никто больше не обижал, и дом — полная чаша, но она умирала от скуки.

От этой самой скуки и полюбила ездить верхом, о чем раньше не могла и помыслить, передвигаясь только в носилках. Здесь, в горах, на женщину в седле смотрели проще, хотя даже в Осорэи водились чудачки, любящие такие прогулки.

— Жили б в Срединных землях, никаких штанов и седел тогда, — ворчала Минору.

— Воительнице Тионэ было можно не только в штанах, но и отряды водить в атаку, — беспечно отвечала Сайэнн, — И она помогла установить власть Солнечной Птицы!

— То были давние времена, — непреклонно отвечала служанка, — А вы и так живете, словно, словно…

— Не я придумала тащить меня в крепость. Могли бы и там поселить, вот бы ты вся кипела и шипела, стараясь оградить от взглядов солдат!

— Да вы и так… Зачем ездите туда самовольно? Надо дождаться, пока приглашение будет, и подобающая охрана…

На этом месте Сайэнн всегда хмурилась. Господин Таниера очень был недоволен, что она ездит в сопровождении всего лишь одного вооруженного слуги да девушки-наперсницы. Места здесь было безопасны — какие разбойники под боком у пары сотен воинов? — но все-таки горы, мало ли что. Несколько раз он брал с молодой подруги слово не делать так больше, или грозился приставить к ней человек десять неотлучно. Но она, вновь приехав, заявляла, что соскучилась, не могла усидеть на месте в разлуке, и сердце его таяло. И он превращался в полного идиота, считала Минору.

А Сайэнн нравились эти моменты непослушания. Могла ведь просто кататься по лесам вокруг, но нет. Так веселее было.

Статуя местной хранительницы, почти слившейся в сознании сельчан с Иями, стояла в полутемном святилище, окутанная дымками курений, на подставке, заваленной весной и летом — цветами, в холодное время сушеными плодами. Хранительница покровительствовала женщинам, заботилась об их благе.

У статуи было медовое выражение лица, а край покрывала блестел, отполированный прикосновениями сотен просительниц за долгие годы. Она бы, наверное, с радостью помогла и еще одной жизни появиться на свет, только вот Сайэнн об этом не просила. Находясь тут, и не молилась вовсе, а со скукой снова и снова разглядывала давно знакомое.

И ворчливая, но верная Минору, которая ее, считай, вырастила, знала, что она тут не молится; зато в селе молодую женщину считали мечтающей о ребенке. Это дополнительно вызывало почтение. Знали бы…

Нет уж, тогда вмиг закончится ее и так невеликая свобода. И ничего взамен, подарков же ей хватает и так. Хорошо, что Минору искусная травница.

Снаружи, неподалеку от выхода, его и заметила. В селе новые люди бывали нередко — торговцы, вестники, порой бродячие актеры — но в теплое время года, и не походил он ни на кого из названных. Верно, чей-то гость.

Стоял, рассеянно глядя по сторонам. Тут, возле беседки над источником, нередко назначали встречи… вот и он, кажется, ждет. Прошла мимо, украдкой разглядывая из-под ресниц.

Среднего роста, движениями легкий, как шелковые нити, сперва он показался совсем юным. Потом Сайэнн решила — пожалуй, он будет постарше нее на несколько лет. Лицо его напоминало о солнечных бликах на поверхности ручейка: изменчивость неуловимая. Пожалуй, такую внешность не передаст и самый искусный скульптор.

Вот и прошла мимо.

Тревожное чувство возникло, словно пиявка присосалась к сердцу или к желудку. С чего бы… Очень хотелось оглянуться — не стала, подчиняясь неприятному этому ощущению. И почему-то была уверена: он-то ей вслед посмотрел. Хотя бы из любопытства, не каждый раз в предгорье увидишь молодую красивую даму в невесомых мехах и шелках, расшитых золотой нитью.

Шелка эти она скинула, вернувшись домой. Почти с отвращением — толку в нарядах? Кедры и дятлов очаровывать? Или сельчан, что немногим лучше…

— Я проедусь верхом! — заявила после обеда. — Пусть оседлают Песню.