— Скажите вашим людям, что я не Рауф-паша, — попросил я турка, — я только глашатай посла русского императора. Советник по связям с общественностью в данный момент.
Хозрев невозмутимо изображал истукана, стремясь произвести наибольшее впечатление. Тогда я, вздохнув, предложил взятку.
— Вы понимаете в чем дело, этот шакалий сын, который прячется в нашем посольстве (отрицать я и не подумал), награбил немало денег. Вот мы и стараемся дознать у него. Где, сколько. Его превосходительство предлагает вам половину, уважаемый визирь.
Хозрев онемел от такой наглости и изволил гневаться. Я наблюдал и размышлял. Лицо я дипломатическое? Дипломатическое. Значит — неприкосновенное. Казус с пуговицами (не говоря о прочем хватании руками моей особы) годится для объявления войны между державами? Запросто. Англичане как-то объявили Испании войну за отрезанное ухо обормота-моряка. Так и писали в учебниках: война за ухо Дженкинса. С тех пор прошло сто лет по текущему летоисчеслению, нравы не сильно изменились.
Видя гнев господина, кто-то из подручных визиря догадался обнажить саблю и начать размахивать ею перед моим лицом. К удивлению храбреца, визирь обратил часть гнева на него самого, заставив стушеваться и отступить.
— Это деньги султана, — заявил Хозрев, продолжая громко трубить своим большим носом, — и все должны вернуться в казну.
— Передай своему господину, — ответил я толмачу, — что гладко только на бумаге бывает. Поскольку речь идёт о сумме неизвестной, то она может быть разной. Не всегда половина меньше целого. Так и переведи.
Визирь внезапно сменил гнев на милость, с хитрым прищуром произнёс что-то, что толмач переводить не стал, и засмеялся.
— Ну что?! — едва смог выдержать паузу приличия Пушкин.
— Хозрев желает денег Рауфа-паши. Даёт тому три дня, чтобы вернул украденное у турецкого султана и, возможно, народа. Сперва он хотел голову. Потом денег. Столкнувшись в проявленным мною бесстрашием и героизмом (я едва не зевал во время данного представления, когда сабли свистели над головой, что это как не храбрость?), визирь сменил приоритеты. Теперь он хочет сперва денег, а уже после голову.
— То есть…
— Штурма посольства не будет, как я предполагал. Хотел нахрапом взять, попугать. Скучно, ваше превосходительство. Предсказуемо.
— А дальше что?
— Дальше…ничего. Ждём. Три дня! За это время или осёл или падишах, чует моё сердце.
— Что с твоим видом?
— Ого! Вы и это заметили, Александр Сергеевич!
Пушкин набычился, срывая перчатки.
— Они посмели тронуть дипломата?! Я немедленно пишу государю.
— Нашего доброго Ржевуского едва не убили и ничего, — напомнил я поэту, — но то, конечно, другое. Знаете, Александр Сергеевич, не спешите. За три дня может Луна упасть на Землю и Дунай потечь вспять.
Как ни странно, Пушкин послушался. Забавно, что я оказался прав и в этот раз. Рауф-паша развил бурную деятельность. Он пришёл в ярость от предложения лишиться всего нажитого непосильным трудом. Вокруг территории посольства Хозрев расставил своих людей, что только помогло Рауфу налаживать связь с внешним миром через посулы и взятки, используя как своих людей, так и людей противника.
На следующий день он обратился к нам с просьбой пойти к новому визирю, то есть «отребью шакала», с требованием усилить наблюдение за посольством, чтобы он, Рауф-паша, не сбежал.
— Вы что-нибудь понимаете, господа? — озадачился Пушкин.
— Восток дело тонкое.
— То есть?
— Понимайте буквально. Рауф-паша, очевидно, не желает покидать столь полюбившееся место.
— Но его ведь никто не гонит! Что за странная просьба!
— Дипломатия, Александр Сергеевич. — мудро заметил Безобразов.
Никто к визирю не поехал, к неудовольствию Рауфа-паши, а вскоре выяснилась и причина непонятного маневра. В ночь снялся с якоря и ушёл почти весь турецкий флот. Часть «детей» Хозрева предала своего «отца» и господина, уведя корабли в Египет.
— Черт знает что!
— Пустяки, Александр Сергеевич, — все-таки не сдержал я зевка, — всё так предсказуемо. У пана-атамана проблема с финансами, уверен, что казна пуста как кошель нищего. Еще и вероятность войны, а на ней убивают. Отчего бравые верные нукеры и совершили свой маневр. Называется: а мы пойдём служить другому паше.
— Погодика-ка, ты что, знал о том заранее?
— Ничуть. Да разве можно тому удивляться? Турки, ваше превосходительство. Восточные тайны-с. Должно быть, этот пройдоха был в связи с теми кто предал визиря, и опасался, что его заберут с собой. Или ещё что.
— И что нам делать?
— Что и раньше — ничего. Они сейчас побурлят, да успокоятся. Смотрите на все это с юмором.
В тот же день, спустя несколько часов, в посольство явился посланник с просьбой (оформленой, разумеется, как требование) господину послу явиться на аудиенцию к его величеству султану. Пушкин вновь перевозбудился в желании раскусить всю подноготную быстро меняющейся ситуации. Я скучал.
Глава 21
Степан. POV.