Война солнца

Он сердито смотрит на меня. Наконец его палец соскальзывает со спускового крючка, и все тело расслабляется, когда он переводит взгляд на небо. Я беру винтовку и прижимаю его к себе, боясь положить обратно в грузовик, где Григорий снова сможет добраться до него.

Артур смотрит, как Григорий уходит, затем продолжает тем же неторопливым, высокомерным тоном:

— Итак. О чем это мы? О да, представления. На Церере вы звали моего помощника Художником. Почему бы не назвать меня Артуром? Я старше примерно на шестьдесят тысяч лет, но у меня те же основы программирования.

— Что ты такое? «Сборщик»?

— Нет, «сборщик» — это отдельная сущность. В ситуациях, подобных нынешней, я обычно работаю независимо.

— Чего ты хочешь?

— Мы все еще хотим того же: излучение вашего Солнца.

— На это мы не согласны.

Артур улыбается злой, знающей улыбкой.

— Нет, конечно же, нет.

— Тогда почему мы разговариваем?

— Это переговоры.

— Переговоры о чем?

— О вашей капитуляции.

Глава 22 Эмма

В столовой я обнаруживаю, что Мэдисон готовится к сегодняшнему уроку: дети школьного возраста уже начинают садиться за длинные столы.

Я хватаю ее за руку и практически вытаскиваю из комнаты.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Какого…

В коридоре я поворачиваюсь и смотрю на нее в упор.

— Ты сказала Фаулеру, что я беременна.

Она выпрямляется и дерзко поднимает подбородок.

— Да, это так.

— Я сказала тебе это по секрету.

Она изучает меня минуту, как будто приводя мысли в порядок.

— Другие родители говорили об экстремальном нормировании, — говорит она, глядя на меня. — Все за это. Я знала, что это произойдет на встрече руководства. Поэтому я должна была сказать Фаулеру. Я знала, что сама ты не скажешь — и будешь выступать за крайнее нормирование. Это наш лучший шанс, но тебе нужно питаться, Эм. Я расскажу всему бункеру, если понадобится. Ты можешь ненавидеть меня до конца моей жизни, но сейчас мы говорим о жизни твоего ребенка.

Я глубоко выдыхаю и смотрю в потолок, желая получить ответ из того котла эмоций, который циркулирует в моем разуме.

Как и в случае с Мэдисон последние тридцать с чем-то лет, я останавливаюсь на одном слове, произношу его и ухожу.

— Хорошо.

* * *

Я нахожу Фаулера за письменным столом в офисном уголке двухъярусных комнат, том же самом уголке, который Джеймс занимал перед тем, как уйти.

— Что вы делаете? — спрашиваю я, прислонившись к дверному проему.

— Пытаюсь выяснить, над чем работал Джеймс. Думал, что это может быть ключом к тому, что с ним случилось.

Он держит набросок, который мне кажется маленьким беспилотником с импровизированной буровой головкой на нем. Вокруг пометки и цифры — похоже, на санскрите — обрамляют древний рисунок.

— Для меня все это абракадабра, — говорит Фаулер. — Если бы Гарри был здесь, возможно, он смог бы понять, что здесь написано, но сейчас мы мало что можем с этим поделать.

В своей жизни я никогда не чувствовала себя настолько пойманной в ловушку, как сейчас. Даже когда МКС была разорвана на части и я оказалась в этом модуле, я все еще надеялась. Сейчас все воспринимается намного хуже. Может быть, дело в нехватке еды или в том факте, что мы буквально погребены в мире, который только что был разрушен. Мне кажется, что я смотрю в пропасть, и все, что я вижу, — это тупик. Если я чувствую это, значит, и другие тоже. Я тренировалась по таким сценариям и пережила некоторые из них за последние несколько лет. И мне интересно: достаточно ли я квалифицирована, способна ли что-то предпринять? Может быть, и так. Возможно, именно эту роль я могу сыграть здесь, и я думаю, что это так же важно, как то, что Джеймс делает на поверхности.

— Есть кое-что, что мы можем сделать.

Фаулер смотрит на меня.

— Джеймс явно столкнулся с какими-то проблемами на поверхности. У нас здесь наша собственная борьба.

— Которая заключается в…?

— В том, чтобы сохранить надежду.

Фаулер кивает с серьезным лицом.

— Если мы этого не сделаем, здесь все станет гораздо хуже. Мы уже голодны и напуганы.

Фаулер отводит взгляд.

— Мы выживем, — говорит он. Его слова звучат пусто, как будто он едва верит в них.

— Да. Но выживание — это не только быть живым. Речь идет о сохранении того, ради чего ты выживаешь. Это вы сказали мне час назад на кухне.

— Что ты предлагаешь?

— Вы когда-нибудь читали «Право первородства»?

Он щурится, как будто пытается вспомнить название.

— Книга по психологии? Конечно. Двадцать лет назад она была на пике популярности.

— Я хочу сформировать учебную группу для ее изучения.

— Зачем?

— Я думаю, она предлагает то, что нужно нам именно сейчас.

На его губах появляется легкая улыбка.

— А как же еда?

— Нет, это гораздо важнее, чем еда. Книга отвлечет нас и, может быть, даже станет тем, во что можно верить.

* * *

В тот день, когда дети собрались в столовой на занятия, я провожу взрослых в подвал. Темное, похожее на пещеру пространство — единственное место, достаточно большое, чтобы провести встречу. Общие комнаты между спальнями были бы слишком переполнены.