Войско стояло не единым лагерем, а небольшими отрядами не более двадцати человек в каждом. Лишь один расположился близко к дороге, по обеим ее сторонам. Другие рассыпались по склонам западнее. Когда на краю последней вырубленной рощи появятся гальты, гонцы из дозорного лагеря передадут весть остальным, и те спустятся ниже. В четырех местах дорогу перегородили поваленными деревьями. Две преграды находились на краю леса, одна — на полпути к холму, на котором сейчас был Ота, и еще одна — чуть дальше на запад, в сторону Мати. Остановившись в первый раз, гальты будут ждать нападения. На четвертый, как надеялся Ота, они решат, что хайемцы просто тянут время. Из-за смешанного угля печи самоходных повозок слишком раскалятся. Луки продырявят котлы. В неразберихе воины с холмов ударят по незащищенным флангам. Если ничто не помешает. Если все получится. А если нет, лишь боги знают, чем кончится бой.
Близилась холодная ночь. Наступая на остатки дневного света, бескрайняя синева словно высасывала все его тепло. Ота, самый могущественный и чтимый человек города, набросил на плечи еще один плащ и устроился на ночлег под деревом. Рядом тихо похрапывал Ашуа Радаани. Ота думал, что ему будут сниться кошмары, но вместо этого увидел, будто ловит рыбу в проруби, а рыбки, которые вьются под прозрачным льдом — это Киян и дети, они играют с ним, тянут леску и стремительно бросаются прочь. Потом форель, тоже Киян, в серебристо-голубых одеждах, выпрыгнула из воды, которая по странной логике сна одновременно была льдом, и упала обратно. Ота как раз любовался ей, когда чья-то грубая рука потрясла его за плечо. На востоке занимался мрачный розовато-серый рассвет. Над Отой возвышался кузнец Сая. От мороза щеки у него покраснели так, что в утреннем сумраке казались темными. Шмыгнув носом, кузнец оскалился во весь рот.
— Идут, высочайший.
Ота вскочил. Спина и бок одеревенели от холода и немилосердно твердой земли. На востоке стеной поднимался дым. Угольный дым гальтских повозок. Дорога из Сетани была унизана ими, словно нитка — бусинами. Ота ждал врага чуть позже, и теперь, натягивая самодельный доспех из вареной кожи и металлических пластин, сосредоточенно раздумывал, что замышляли гальтские командиры, пускаясь в путь до рассвета.
Конечно, ничего. Они не знали, что Ота со своими людьми устроил засаду. И все равно он постарался понять, как будет падать на дорогу свет, насколько глубока тень деревьев, что станет заметным, а что спрячется. Мысли сыпались одна за другой, и он уже не мог их остановить, как не мог вернуть на небо звезды.
Солнце коснулось дымных столбов у самых верхушек, там, где они начинали таять в воздухе. Дым приближался. Дозорные вернулись и доложили, что гальты добрались до третьей преграды из бревен. Рядом с четвертой был Ота. Невинная рощица кишела людьми, но с вершины пологого склона он видел только первую дюжину воинов, спрятавшихся за валунами и деревьями. Ему послышался не то звон металла, не то крик.
Им же приказывали сидеть тихо! Ота до боли стиснул зубы от ужаса и злости, но снова услышал такой же звук и наконец понял, что это гальты.
К нему подошел охотник на медведей. Он принес три длинных, точно копья, стрелы и лук. Затем подбежал Сая еще с одним луком. Наконечники его стрел только что приладили на место. Ниже, на дороге появились люди.
— Рог! Куда он делся? — Оту пронзил страх. Неужели он зря научился у гальтов давать сигналы? Чтобы потерять рог в последний момент?.. Но медный раструб висел у него на поясе с тех самых пор, как они устроили засаду. Ота взял в руку холодный металл и отер его от грязи.
— Какие-то они потрепанные, — шепнул Сая, глядя на дорогу. — Похоже, в Амнат-Тане досталось.
Ота посмотрел на гальтских воинов. Отсюда ему было видно не больше сотни. Он попытался вспомнить, как выглядели те, с кем они встретились у селения дая-кво, как они держались, как двигались, однако на ум ничего не приходило. Он помнил только сражение и гибель своих людей. Сая изобразил позу прощания и стал осторожно спускаться ниже, к деревьям, за которыми скоро должна была начаться битва.