Война. Том 2

— Отобедаю, разумеется. И даже отужинаю… Ладно, Таленк, давайте говорить откровенно: что помешало вам сдать меня Адоре и Рендору? Их благодарность, подозреваю, стоит намного больше, чем моя. Положение мое шатко, и атака Адоры и Рендора лишь пролог к большой войне. Я могу проиграть, и, возможно, проиграю, а значит, все мои соратники будут репрессированы. Так почему вы открыто помогли мне в бою? Теперь вы враг Сакрана и Армада, а это… очень серьезные противники. И вы знаете, и я знаю, что они не умеют прощать. Так в чем же причина вашего…

Во время моей речи он стоял лицом ко мне и кивал, и выражение у него было такое, словно я изрекал какие-то глупые, тысячу раз обговоренные банальности.

— Причина есть всегда, господин император. Я покажу вам ее.

— Не понимаю.

— Вы все поймете без слов, когда увидите колодец в моем саду. Нет, я открыт перед вами, я не пытаюсь закрутить дерзкую интригу, поверьте!

— Все еще не понимаю.

— Давайте сначала поедим. Хотите — уходите сейчас, я вас не держу. Я и правда не держу вас. Тем не менее… я, раз уж мы говорим открыто, действительно… э-э… хотел бы обратиться к вам с разъяснением моей позиции… но несколько позже. Но сначала — обед! — И он указал взглядом на дверь.

И почему у меня возникло ощущение, что Таленк дергает свежеиспеченного господина императора за ниточки?

* * *

Обед был сервирован в покоях, которые размерами не уступали бальному залу Варлойна. Мы сели на краю огромного стола, напротив друг друга. Лакеи в зеленых ливреях начали вносить блюда, от серебряных крышек которых отражалась позолота стен и потолка.

— За этим столом я, иногда, э-э… устраиваю процесс интеракции, сиречь заседание выездного совета магистрата, — поведал бургомистр с прежней полуулыбкой. — Тут рассаживаются ратманы[5], и начинается обсуждение жизни города и законов. Хотите как-нибудь взглянуть, как выглядит ад? Приглашаю вас на заседание. Это мой тяжкий безотрывный труд на благо… Ах, это оладьи с вишневым сиропом! Попробуйте, это очень вкусно! Я совершенно не ем мяса и рыбы, господин император, но ем яйца и пью молоко. Вино потребляю редко и сегодня его нет на столе, но стоит вам захотеть… ваша просьба равна для меня приказу!

— Благодарю, я буду есть то же, что и вы.

Вот как. А я уже недоумевал, почему на столе нет ни мясных, ни рыбных блюд. Ну что ж, придется есть оладьи, похожие на огромные куски ноздреватого поджаренного хлеба, и отварные яйца, мелкие, будто украденные у голубей — таковы яйца местных кур, не прошедших селекционный отбор.

Бургомистр отрезал ножом кусочек оладьи и, наколов на вилку, аккуратно отправил в рот. Голос его гулко отдавался в совершенно пустом зале. Даже лакеи покинули нас.

— Управлять ратманами и городскими ритмами сложно, ваше величество. Не так сложно, как империей, но… Ассимиляция с дерьмом, прошу прощения. Каким бы ни был святым человек, пришедший в политику, он в ней обязательно замажется и станет смердеть душой невыносимо…

У молока был странный сладковатый привкус.

— Процент здравомыслящих и честных людей у власти всегда невелик, а прочие… у некоторых в голове хлебушек, а у других просто мякина, и это не считая обыкновенных безумцев и алчных подлецов… И со всеми приходится работать и договариваться… И это тяжело, да, тяжело… Очень тяжело… э-э… дирижировать оркестром из алчных и безумных ратманов. Вы и сами, наверное, с этим уже столкнулись… Соратники и подданные не всегда образец чистоты и святости, пусть они даже высшие наследственные дворяне… Пейте-пейте, это прекрасное ослиное молоко! Оно, говорят, сходно по лечебным качествам с молоком человека…

Я поперхнулся и с трудом удержал рвотный позыв. А Таленк смотрел куда-то мимо меня и ласково улыбался, хитрый тролль!

— Блаженный эликсир вечной молодости, — промолвил он как бы между прочим, отпивая из своего кубка. — У меня в имении десять ослиц, каковые снабжают меня молоком бесперебойно. Мне уже шестьдесят, а я, как видите, весьма молодо выгляжу…

Я промычал нечто, срочно пытаясь зажевать оладьем мерзкий привкус.

— Чего вы хотите, бургомистр? Давайте без околичностей. Я ведь вижу, вы чего-то хотите. И я даже догадываюсь — чего.

Таленк улыбнулся и сказал с внезапным участием: