Война: ускоренная жизнь

«Пошли на оборонный завод № 231, -пишет в своей книге «Девушка со снайперской винтовкой» незадолго до войны приехавшая из Барнаула в Уральск и успевшая до своего ухода на фронт потрудиться на оборону Юлия Жукова. — Встал вопрос о рабочей одежде. В доме ничего подходящего не нашлось, подключились родственники. Тетя Лида (старшая мамина сестра Лидия Ивановна Синодаль-цева) принесла свое старое пальто, длинноватое, правда, и широковатое, но если подпоясаться ремнем — сойдет. Кто-то подарил красивую шелковую шаль, которая в момент дарения была белой, через несколько дней стала серой и потом уже никогда не имела первоначального цвета, несмотря на все наши усилия. Еще от кого-то достались подшитые, с кожаными заплатками на задниках, валенки. Нашлись у родственников лишние шапки и варежки. Выглядела я, мягко говоря, неважно, но тогда на заводе мало кто выглядел лучше, да и внимания на это никто не обращал. Нас волновали другие проблемы. Холод стоял такой, что иногда кожа примерзала к металлу, потом клочьями слезала»

Во время Великой Отечественной заключенные ГУЛАГа трудоспособного возраста составляли примерно 7 % от общей численности рабочих в Советском Союзе. Вклад их в производство обмундирования для фронта составил 12 % от общей валовки.

Рост военного производства стал возможен за счет резкого сокращения изготовления товаров для населения. Следствием этого стало сокращение товарных фондов для розничной торговли. Так, в 1942 году сократились в сравнении с довоенным временем фонды по тканям в 11–12 раз, по кожаной обуви — в 11, мылу — 4,4, керосину — 6,5, спичкам — в 8 раз. Самые необходимые предметы стали распределяться не через торговлю, а по карточкам. Предельная годовая норма на одного человека предусматривала не более 6 м хлопчатобумажных (льняных) тканей, 3 м шерстяных тканей и 1 пары обуви. Но даже по этим нормам в 1942 году потребности были обеспечены не более чем на 25 %.

Москвичка Нина Брюсова была эвакуирована в город Сарапул на Каме, где таких же «выковырянных», как она, из Белоруссии, Украины, Киева, Ленинграда было более чем достаточно. Многие, особенно из тех, кто встретил войну неподалеку от границы, прибыли в Сарапул практически полураздетыми. Им нужно было помочь, и сделал это местный военком Иван Морозов, в введении которого находились склады, где хранилась оставляемая призывниками гражданская одежда. (Та самая, что должна была поступать в фонд обороны. — Авт.)

«Мы не думали поначалу, что майор решится на свой страх и риск отдать эти вещи эвакуированным. Он решился, — пишет в своих воспоминаниях о войне Нина Брюсова. — Все было взято на учет, а непосредственное распределение поручено женсовету. Хорошо зная нужды каждого из приехавших, мы приглашали их в военкомат и под расписку вручали главным образом поношенную мужскую одежду. Всего тогда раздали 2800 вещей. Их получили 873 семьи. Там были пальто, пиджаки, брюки, рубашки, валенки, ботинки, шапки, полотенца, а также чемоданы, баулы, подушки и даже перина. Многих спасли тогда от холода, а главное — многим согрели душу неказистые эти вещички.

Одежды и обуви в тылу катастрофически не хватало как далеко от фронта в Сибири, так и в прифронтовой полосе и в освобожденных от гитлеровцев краях и областях. То же самое было и по другую сторону фронта. Вот несколько воспоминаний детей войны, чьи юные лета пришлись на годину испытаний.

Барнаулец Степан Даричев, в годы войны житель одного из сел в Нечернозомье:

«В зимнее время ходить было не в чем, поэтому я практически не выходил из дома. Как-то мать принесла мне резиновые галоши — по тем временам невиданная роскошь! Где уж она их достала, не знаю, но теперь, надев их со сшитыми мамой ватными носками, я мог играть на улице с друзьями. В школу я пошел уже в ботинках. Они были огромного размера, ноги в них мерзли. Бывало, остановишься, вынешь ноги, поставишь их в снятую с головы шапку, немного отогреешь, бежишь дальше. И так каждый день по два километра до школы и обратно».

Василий Меньков (Шипуново):

«В третий класс идти уже не было приличной одежонки. Надо было видеть мою радость, когда после новогодних каникул у меня появились новые штаны и такая же холщовая рубаха. Штаны были окрашены луковой шелухой в коричневый цвет бурого оттенка, а рубаха переливалась полосами непонятного цвета после окраски соком ягоды крушины. Но после второго урока вместо прежнего восторга от обновы были невыносимые мученья! От малейшего движения словно тысячи иголок впивались в мое тело. Наскоро обработанная холстина, одетая на голое тело, жгла все сильнее. Придя домой, я сбросил злополучные штаны, схватил ведро с водой, выскочил на мороз, бросил свою обнову на колоду и стал бить по ней валиком, поливая водой, пока штанишки не стали как «шелковые»».

Яровчанин Василий Свиридов в войну жил на хуторе Опушино недалеко от Курска: