Война: ускоренная жизнь

«Один раз в то лето 1942 года я увидел, как «очередь» немецких солдат в Заполье насиловала женщину, положив ее на низкую крышку погреба, — пишет в своих «Записках командира штрафного батальона Михаил Сукнев. — Посмотрев в бинокль, засек ориентиры, дал из максима очередь, стараясь не задеть женщину. Смотрю в оптику — фрицев будто ветром сдуло, а их жертва, одергивая юбку, тоже бросилась бежать, не поняв, откуда стреляли!.»

Порой из актов насилия нацисты — чтоб не «скучно» было — устраивали целые шоу. В своем дневнике Павел Лукницкий приводит рассказ Анатолия Алексеевича Шалманова (партизан, затем солдат):

«Толя узнал, что в деревне немцы устраивают пышный церемониал свадьбы — издевательский церемониал: загнав в церковь трех русских девушек, будут венчать их с группой офицеров — каждая девушка будет обвенчана с несколькими гитлеровцами сразу. А священника заставят совершить весь религиозный обряд.

Толя вернулся в лес, предупредил партизан. И в назначенный день они совершили налет на деревню. Партизан было человек шестьдесят. Они перебили сто восемьдесят пьяных, набившихся в церковь гитлеровцев. Избавленные от позорного издевательства девушки вместе с партизанами ушли в лес».

Павел Рафес пишет в книге «Лицемерие каннибалов» о том, что когда их дивизия вошла 8 сентября 1943 года в освобожденную деревню Петрополье, местные жители рассказывали ему, что «насиловали зверски по 8–12 человек. В комендатуре сказали: «Если старше 14 и до 50 лет, жаловаться не ходите. Наши солдаты пять лет без жен, вы два года без мужей».

Жалобы же на насилие от местных жителей германским властям, если таковые иногда имелись, серьезным наказанием солдату или офицеру немецкой армии не грозили, а чаще всего такового вовсе не следовало. Историку Биргит Бек, выпустившей книгу «Вермахт и сексуальное насилие», удалось изучить 232 приговора немецких трибуналов. Они касались преимущественно изнасилований во Франции и на оккупированных территориях Советского Союза. И оказалось, что помимо недоверия к пострадавшим женщинам у судей был разный подход к француженкам и к русским. Russenweiber (русские бабы. — Авт.) они считали «менее порядочными». Например, в мае 1940 года трибунал приговорил 27-летнего пехотинца за надругательство над 16-летней девушкой во Франции к смерти. За такое же преступление в августе 1942 года на территории СССР ефрейтору вермахта дали всего восемь месяцев тюрьмы.

И хотя детали преступлений зачастую трудно было реконструировать, историк установила, что при рассмотрении в военных судах дел об изнасиловании нередко смягчающими обстоятельствами признавались алкогольное состояние насильника и его хорошая характеристика. Учитывалась также так называемая «сексуальная нужда» солдат. Юристы вермахта исходили из того, что мужчина и в военное время должен регулярно иметь возможность для удовлетворения своих потребностей в сексе. Кроме того, они руководствовались неоднократными напоминаниями своего начальства обращать главное внимание не на пострадавших женщин и девушек, а на то, не нарушает ли обвиняемый пресловутый «генофонд рейха», дисциплину в части или «репутацию вермахта».

Тому, что отношение военных судов нацистов к француженкам и русским женщинам было разным, удивляться не приходится. Политика «двойных стандартов», о которой немало говорили и писали в последнее время, на Западе существовала всегда и, надо полагать, будет существовать, по крайней мере в ближайшем будущем. Дотошные западные историки подсчитали даже, сколько именно немок было изнасиловано «русскими варварами». Так чего б и не считать, проверить-то эти цифры все равно нельзя.

А искалеченных русских женщин Энтони Бивору и его единомышленникам считать и вовсе ни к чему — Russenweiber, одно слово. Как их можно с француженками, скажем, сравнивать, за изнасилование которых немецкий солдат мог и «вышку» получить.

По аналогии вспоминается страничка из дневника посла Франции в России во время Первой мировой войны Мориса Палеолога. Палеолог передает свою беседу с русским царем Николаем Вторым, состоявшуюся 1 апреля 1916 года. На замечание посла о гибели на фронтах уже 800 тысяч французов Николай II воскликнул: «Но мы же потеряли на полях битв до миллиона человек!» И Морис Палеолог записывает после беседы в своем дневнике:

«При подсчете потерь союзников центр тяжести не в числе, а совсем в другом. По культурности и развитию французы (читай: немцы, англичане и т. д. — Авт.) стоят не на одном уровне. Сравните с этой невежественной и бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, в науке, люди талантливые и утонченные — это сливки и цвет человечества. И с этой точки зрения наши потери чувствительнее русских потерь».

Точку зрения Палеолога о серой невежественной массе разделял, очевидно, и американский пастор, проводивший богослужение в апреле 1945 года в лагере для немецких военнопленных в штате Аризона, где в то время находился Генрих Метельман.