Война: ускоренная жизнь

Мне говорят: «Ты — первая!». У меня сердце подскочило, я поняла. Что. Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают. Мысль ударила: может, и он знал? Вот. Он лежит. Сейчас его опустят в землю. Зароют. Накроют песком. Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит. Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила.

Я всю жизнь вспоминаю. Этот момент. Бомбы летят. Он. Лежит на плащ-палатке. Этот момент. А я радуюсь. Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви.

Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину. Это был первый»

Тоже санинструктор, Нина Вишневская:

«Только недавно узнала я подробности гибели Тони Бобковой. Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят — это какие-то доли секунды. Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить».

Война безжалостно собирала свое, и любовь здесь не была ей помехой. Жестко оценивающий ее реалии командир стрелкового, а затем штрафного батальона Михаил Сукнев повидал всякого, но циником — как некоторые — не стал.

«Надо сказать, что девушки в нашем полку были очень строгими в своем пребывании среди мужского населения, — вспоминал он. — Галина Кузнецова, связистка, подружилась с Григорием Гайченей, они стали мужем и женой. Вскоре она уехала домой рожать, Гайченя погиб на высоте Мысовая под Новгородом. Гале не посчастливилось.

Анна Зорина подружилась с Николаем Лобановым. Но вскоре Николая Петровича не стало в бою под поселком Георгиевским на реке Веряже. Мария Белкина с кем ни подружится — тот погибнет или будет искалечен. И в полку сложилось суеверие: кто с ней подружится, того ждет какое-то несчастье. В боевой обстановке — пуля или осколок. Когда мы стали с ней друзьями (что не зашло дальше нескольких поцелуев), прошел слух: или меня, или Марию возьмет рок. Настоящим другом Марии стал Петр Наумов, о чем мои друзья и не подозревали». (Мария Белкина погибла при бомбежке штаба полка. — Авт.)

Быстро повзрослев на войне, получив зачастую в 19–20 лет офицерские погоны и не раз повидав близко смерть, многие мужчины так и не растеряли душевной деликатности и трепетного отношения к женщине. Так и не научились жить по бытовавшему тогда принципу «Война все спишет». Дмитрий Небольсин вспоминал, о случае с товарищем и сослуживцем Исаковым:

«В боях на Кавказе его ранило в ягодицу. Несколько суток он мучился и не обращался в санбат, надеясь на скорое заживление. И только когда рана сильно воспалилась, волей-неволей пришлось вызывать медсестру. Запоздалое лечение дорого ему обошлось. Его чуть не обвинили в злонамеренном членовредительстве. Это могло повлечь за собой большие неприятности, вплоть до трибунала. А дело-то было проще пареной репы. В ту пору молодой, стеснительный лейтенант Исаков был знаком с молоденькой медсестрой в медсанбате, влюбился в нее (в дальнейшем она стала его женой) и, постеснявшись, как она рассказывала, показать ей раненое место, решил заняться самолечением. Только и всего!».

Мария Дорофеева (Бабкина), военфельдшер 1081-го полка 312-й стрелковой дивизии:

«Еще на формировании в Славгороде я познакомилась с молодыми офицерами-разведчиками нашего полка, и они меня, можно сказать, охраняли, не давали никому в обиду. Даже два трофейных пистолета подарили: сначала браунинг, а потом специальный дамский, с ручкой из слоновой кости.

Как-то, уже на передовой, появился у нас новый заместитель командира полка по тылу, высокий, красивый капитан. Увидел меня и говорит другим офицерам: «Эта моя будет», а ребята ему: «Ну давай, попробуй. Только если обидишь ее, мы тебе сразу голову отвернем». В общем, не вышло у него ничего, не понравился он мне, очень нахальный. Его потом от нас в другую часть перевели.

Когда мы отмечали 23 февраля 1944 года День Красной армии, со мной весь вечер танцевал командир лыжного батальона, просто не подпускал больше никого. Я видела, что очень ему нравлюсь, да и он мне тоже понравился. Но вот когда его ранило под Пустошками, он к нам в санроту не зашел, отправился прямиком в санбат. Уже из госпиталя прислал мне два письма, в которых спрашивал, хочу ли я, чтобы он, когда выздоровеет, вернулся в нашу часть, если да, то он обязательно этого добьется.

Понятно было мне, о чем он спрашивает, но у меня к тому времени погиб на фронте отец, мама одна поднимала на ноги пятерых моих братьев и сестер, и я должна была думать о них, а не о себе. Мне нужно было после войны помогать маме, и я на письма комбата не ответила. В часть нашу он после госпиталя не вернулся».

Офицер-артиллерист Семен Соболев нашел свою первую любовь в самом конце войны в небольшом чешском селе — звали ее Анечка.