Война: ускоренная жизнь

Привозили продукты в Германию и приезжающие на побывку отпускники. Правда, осенью 1943 года ежегодные отпуска для солдат и офицеров вермахта были отменены, и теперь их можно было получить, только проявив особенную воинскую доблесть. Армин Шейдербауер пишет, что это произошло в соответствии с приказом Верховного командования, по которому, «несмотря на действующий запрет на отпуска, командирам частей разрешалось отправлять отличившихся в боях людей в отпуск в пределах двух процентов от текущей численности личного состава».

Одним из таких счастливчиков стал офицер 132-й пехотной дивизии Готтлиб Бидерман, который о своей поездке в Фатерлянд писал так:

«В заключительные месяцы войны войска в курляндском «мешке» получали мало мяса для своего питания, и много лошадей, страдавших от подтачивавших силы ран от осколков, были переданы поварам на мясо. После таких отчаянных мер наше безнадежное положение стало для нас совершенно ясным.

Повара научились готовить печеную конскую печень с луком. Прибавился гуляш из конины, принесший временное облегчение при нашем тощем и щадящем рационе. В первые дни января 1945 года мне был дан редкий отпуск за доблесть, и из своей роты я забрал 10 килограммов копченой конины в качестве пайка на время дороги на родину. Мясо было темно-коричневого цвета и сладкое на вкус, но тем не менее воспринималось с большим удовольствием».

Каждый приезжающий в Германию военнослужащий-отпускник получал на въезде в рейх талоны на питание, а также документ следующего содержания: «Как участник боев на Восточном фронте, имеет право к данным талонам, приравненным к довольствию занятых на тяжелых работах, иметь дополнительно 2 яйца в неделю».

Также побывавший в отпуске Генрих Метельман вспоминал, что еще до вручения ему этой «справки» он получил кое-что посущественнее (правда, не зимой 1945 года, а несколько ранее. — Авт.):

«Когда мы пересекли румынскую границу в районе Яссы, каждый из нас получил большой подарок (от фюрера): копченая колбаса и другие деликатесы, произведенные на оккупированных территориях. Уж кому-кому, а нам было хорошо известно, как голодали русские, но я сильно сомневаюсь, что это вызывало у нас укоры совести от сознания того, что мы отбираем от них последний кусок. В конце концов от нас ведь постоянно требовали проявления твердости во всем.

К нам в гости часто приходили знакомые и родственники. Кое-кто намекал на «подарок от фюрера», продуктовый пакет из России, рассчитывая полакомиться. Но мать быстро пресекала подобные попытки, считая, что ее долг — в первую очередь хоть немного подкормить меня.

Танцы были по-прежнему запрещены в Германии — мол, война, гаштетов, где подавали шнапс, сильно поубавилось за время моего отсутствия, да и там кроме шнапса почти ничего не было — ни пирожных, ни сладостей. Положение было в целом довольно жесткое, однако не вынуждало людей голодать. И хотя с продуктами было плоховато, лично для нас ситуация в значительной мере облегчалась тем, что их можно было достать в деревне, где родилась моя мать, в Шлезвиг-Гольштейне».

Не в пример труднее жилось семьям солдат союзных немцам армий, да и в большинстве стран воюющей Европы с продовольствием было еще хуже, чем в Германии. Зимой 1943/44 годов калорийность питания в Бельгии составляла — 1320 ккал, Франции — 1080, Голландии — 1765, Польше — 855 ккал.

Уже 13 ноября 1941 года в адресованном румынскому солдату Гиля письме его жена просила: «Приезжай домой, отец больной, не двигается, некому пахать. Проси отпуск, иначе мы погибнем, некому будет провести сев». Жена солдата Теодору писала ему 11 января 1942 года: «Ты оставил меня и семерых детей, чтобы умереть от голода и холода».

В обзоре Генеральной дирекции Румынии на примере города Сучава говорилось:

«Население с малыми доходами (служащие, пенсионеры, рабочие) и беднота недовольны, озабочены и явно обеспокоены. Чтобы получить хлебный паек, с трех часов ночи создаются очереди у пекарен, и многим не удается его получить. В очередях за хлебом раздаются протесты, возникают драки, в конечном счете большинство людей уходят без ничего».

В начале 1942 года правительство Румынии объявило о снижении норм выдачи хлеба для жителей городов и о реквизиции всех зерновых у крестьян. На личное потребление селянам оставляли по 40 кг зерна на ребенка и до 80 кг — на взрослого. Из горных районов страны, где к тому же случился неурожай, полиция сообщала, что сельскохозяйственные работы не выполняются, ибо многие крестьяне «не имеют, что кушать, ходят по улицам города, попрошайничают и плачут от голода».

Немногим лучше складывалась обстановка и в румынской столице. Сам диктатор страны Антонеску признавал: «Народ в Бухаресте начинает умирать от голода».

Восточники

Раскинулись рельсы широко,

Над ними колеса стучат.

В Германию немцы увозят,

Увозят в неволю девчат.

Из песни