И вот я в противогазе мчусь по семёновским ухабам, не всегда объезжая торчащие неразорвавшиеся мины из асфальта, к «бункеру». На совещании я присутствовал впервые, так как там разрешено быть только командирам. Высидев примерно полчасика, я дождался, когда мне дадут слово, и всем довёл информацию, которую знал сам. Командиры подразделений внимательно меня выслушали, а некоторые даже записали по пунктам.
Бомбоубежище, в котором они собирались, было построено ещё в советские годы, но сохранилось до нашего времени. Нигде в окрестностях электричества не было, но, благодаря небольшому дизельгенератору и одному ополченцу с позывным Пух, который его постоянно заводил, в «бункере» можно и чайник включить, и рации зарядить.
В последние числа июня укропы вычислили, где собирается командование, поэтому в районе бомбоубежища всегда было опасно из-за регулярных бомбёжек.
Во время обстрела все прятались в безопасном «бункере» и только Пух иногда выходил, чтобы завести генератор, который часто глох из-за вибраций, создаваемых разрывами.
В этот раз он тоже вышел, потому что в «бункере» пропал свет. Я отчётливо помню, как ему Кэп сказал:
— Подожди, пока не закончится обстрел. Посидим пока без света.
Но очень добрый и отзывчивый человек Пух махнул рукой и сказал, что важнее зарядить рации.
Как только он вышел и наклонился над генератором, один снаряд упал прямо на него. Не рядом, не в генератор, а именно в Пуха, разорвав его в буквальном смысле на части. Когда я к нему подбежал, то не нашёл ни одной конечности. Возле заглохнувшего навсегда генератора лежало обезображенное туловище человека.
Вздыхать времени не было, обстрел мог возобновиться в любую минуту, поэтому я сказал парням, чтобы помогли мне завернуть его в простыню и погрузить в уазик.
Пока ребята грузили тело в кузов, я вызвал по рации Артиста и попросил, чтобы он по дороге в Славянск подсел ко мне, потому что в морге самому мне тело не вытащить.
Слева Рамзес, по центру Солнышко, справа Пух
Всю дорогу в город я думал о том, насколько коротка человеческая жизнь и как можно внезапно погибнуть от разрыва мины. Пух был добрейшей души человек. Его очень ценили в ополчении, так как он занимался заправкой транспорта бензином и дизелем и очень хорошо разбирался в технике. Перед гибелью он проявил смелость, на которую способен не каждый — вышел навстречу грохочущим снарядам, несмотря на то что командир его пытался отговорить.
Мои раздумья о жизни и смерти развеял необычный случай в морге. Не пугайтесь, странно звучит, я знаю. В общем, привезли мы тело с Артистом к моргу, а он закрыт, и ключа нет под кирпичиком, где я обычно оставлял. Тогда решили пройти по периметру здания и поискать другой вход — возможно, кто-то из сотрудников вернулся. На одной из дверей я увидел небольшую бумажку с номером телефона и какой-то надписью, по типу: если закрыто — звоните. Я достал телефон, позвонил и обомлел. На той стороне трубки послышалась западенская речь. Со мной говорил человек точно родившийся на Западной Украине.
— Ало. Це хто[168]
?Первые секунд 15 я не мог подобрать слов:
— А вы кто?
— Мене Мiша зовут. По якому вопросу звоните?[169]
— А ты откуда? — спросил я, закипая всё больше от злости.
— З Тернопіля. А яке це мае значення?[170]
— А я из Славянска. У нас тут война, — выпалил я.
— Я знаю, дивився по телевюору. Ваше мюто заходили сепаратиста[171]
.Артист всё это слышал и, как мне показалось, уже побагровел от злости.
— С тобой говорит именно этот сепаратист, — ответил я.
На той линии воцарилось молчание, я подумал, что он уже бросил трубку. Но нет.
— А чого ви мені звоните?[172]
— робко спросил он.Мне хотелось ему нагрубить, сказать всё, что я думаю о его земляках, которые замутили Майдан и теперь воюют против нас, но я сдержался.
— А для того чтобы рассказать, чем тут занимается ВСУ, — немного остыв, говорю я.
Артисту понравилась эта затея с телефонным разговором, и он внимательно слушал нас.
— Они тут не с нами воюют, а с детьми, женщинами и стариками, понимаешь?
— Чого я повинен вам вірити?[173]
— справедливый вопрос задаёт западенец.— А потому что я здесь, всё своими глазами вижу, а ты только через экран телевизора. Зайди в интернет, найди видео обстрелов города, тогда всё поймёшь. Это стреляют твои друзья из Западной Украины в том числе, — срываясь на повышенный тон, доношу ему я.
— Добре, я подивлюсь. Але ви теж знищуюте людей. Ваші чеченці — насильники[174]
, — посмотрев, наверное, накануне «5 Канал», отвечает он мне.Я не сразу понял, что ему надо сказать для убеждения в обратном. Но тут мне пришло на ум заговорить с ним самому на украинском.
Знаєш, ти жертва пропаганди, яку тобі вливають в вуха проплачені канали. А я тобі кажу те, що бачу[175]
.Опять молчание в трубку.
— Ти мене «розводиш». Ромка, ти?[176]
— вдруг спрашивает Миша.Он, видимо, подумал, что над ним подшучивает друг.
Но я продолжал: