Война в Арктике. 1941-1945

«Первая группа из одиннадцати человек, которую я возглавлял, вышла в 23 ч. 29 июля. Вторая группа во главе с Галкиным отправилась позднее, через пять-шесть часов. Расстояние до первого ледника (Розе современных карт. — В.К) было шесть миль, но шли мы к нему почти девятнадцать часов, так как встречались реки, приходилось идти в обход. А на это уходило много времени и усилий. Изматывал и шторм, который разыгрался под утро. На леднике нас догнали наиболее сильные ходоки из второй группы. А я уже изнемогал. Сердце, казалось, вот-вот разорвется и выскочит. Дышать невозможно. Примерно в конце ледника я упал и сколько там пролежал, не знаю. Очнулся, а подняться нет сил.

И все же я поднялся, сделал разминку. Вижу: шторм стихает, светит солнышко, только одежда на мне очень влажная. Пошел дальше… Вот путь преградила река. По ее течению пошел к морю. Берег оказался песчаный, на нем множество плавника. Отыскал наиболее безопасное место, сделал из бревен заслон от сквозняка, развел костер и стал ждать наших, кто отстал в пути. Прошло часов восемь — десять, но никто из наших не появлялся. Тогда я пошел дальше и вскоре встретился с радистом Корнеевым, который бросился ко мне со слезами радости на глазах. Оказалось, что у него разорвался сапог, из которого торчала уже побелевшая ступня. Отдал ему свои носки и кусок портянки, отрезал часть голенища и кое-как отремонтировал его сапог.

Следующую речку осторожно перешли по ледяному мостику. Второй ледник (Средний современных карт, Новопашенного на более ранних. — В.К) преодолели сравнительно легко. Затем вновь повернули к морю, чтобы развести костер. Здесь к нам подошли Иванов, Большаков и Кокушкин. После отдыха они ушли дальше, а я остался, так как не было сил двигаться.

Не успели они далеко отойти, как на горизонте показался силуэт судна. Я усилил костер, вылез на возвышенность и поднял на шесте свой плащ. Это был «Полярник» — гидрографическое судно, высланное нам на выручку. На нем уже была первая группа Галкина. Теперь спасли нас, а вечером сняли Геворкянца, Лескинена, Котельникову, Каторгину и Бика. При входе в бухту Благополучия увидели костер, там был Васильев. Вечером 4 августа мы вылетели на Диксон. Таким образом, спаслось шестнадцать человек, а погибло одиннадцать» (по Щипко, с 42 — 46).

Из свидетельства Снисаренко можно сделать следующие выводы. Первое — Диксон настолько тщательно следил за переговорами в эфире, что даже по отрывочной информации правильно установил место гибели «Академика Шокальского», без промедления направив туда помощь. Это было рискованное решение, так как дальнейшие действия немецкой подлодки оставались неизвестными, но на войне — как на войне.

Второе — из 29 членов экипажа и экспедиции, помимо 16 оставшихся в живых, двое пропали без вести с судном, погибли по трое при обстреле судна, столько же на льду, и еще трое на переходе по побережью.

Третье — вина капитана за гибель последней тройки минимальна, поскольку он не контролировал ситуации, возникшей не по его вине. В целом его действия и его подчиненных следует признать соответствующими обстановке и оправданными, а с точки зрения рядового гражданина — героическими. Наши полярники еще раз продемонстрировали повышенную живучесть и умение выходить из самых сложных возникших условий. Что касается этого эпизода военной поры в Арктике в 1941 — 1945 годах в исторической литературе, то действия его участников получили самую высокую оценку в работах Белова, Минеева, Щипко, Папанина и ряда других.

Между тем обстановка на морских коммуникациях в Карском море с каждой неделей становилась все напряженней, несмотря на то, что на остров Диксон прибыл Северный отряд кораблей Северного флота (командир капитан 1-го ранга Аннин), в задачу которого входила охрана наших морских перевозок от атак немецких подводников со средствами противодействия, которых оказалось недостаточно.