Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца.

Генерал Девель приказывает выдвинуть цепь и сам командует, каким частям где расположиться. Сильный голос его раздается далеко, не хуже трубы. В это время стал накрапывать дождь и скоро сделался настоящей ливень.

— Надеть шинели, вольно! — командует генерал, а сам остается в одном сюртуке.

— Да вы бы хотя пальто надели, — говорю я.

— А вы бы не мокли, — отвечает он.

Мне и хочется вернуться в лагерь, но я решительно прогоняю эту малодушную мысль. Если все они мокнут, останусь на дожде и я. А дождь все льет и льет. Через час, когда уж близко было к ночи, земля сильно растворилась; ноги людей и лошадей сильно вязли и облипали клейкой грязью. Общее настроение несколько охладилось. К генералу Девелю подъехал начальник артиллерийской бригады.

— Трудно будет провести батареи, — говорит он.

Генерал Девель уж сам сознает эту трудность, особенно для осадных орудий. К тому же он только что удостоверился, что не всем офицерам, назначенным начальниками работ, были в точности известны места будущих батарей. Некоторые из них знали это только по карте, а ночью и в хорошо знакомой местности легко ошибиться. Главного руководителя, инженер-полковника Бульмеринга, невозможно было отыскать; за ним уж послано несколько ординарцев. «Пожалуй и к свету не доберемся», — ворчит старый генерал и приказывает начальнику дивизионного штаба ехать в лагерь и доложить обо всем корпусному командиру.

— Не говорите только об инженерах, это устроится! — добавляет вдогонку генерал Девель.

Сообщив, что пройдет еще добрый час, пока возникшее недоразумение разъяснится, и что в это время можно успеть напиться чаю и потеплее одеться, я тоже поскакал в лагерь. Получив уведомление генерала Девеля, командующий корпусом сам отправился к войскам. В то же время генералу Гейману послана была телеграмма с извещением, что вследствие дождя движение впереди Мацры будет затруднительно, и что генерал Девель высказывается в пользу отмены предположенных работ. Долго не было ответа из эриванского лагеря. Наконец, около полуночи пришла телеграмма генерала Геймана. Из нее было видно, что телеграф что-то напутал, так как генерал Гейман понял, что движение к Мацре отменено окончательно, не дожидаясь его мнения; поэтому, извещал генерал Гейман, он приказал своим войскам возвратиться в лагерь. Между тем отряд генерала Девеля был уж в пути, и некоторые части приступили даже к сооружению батарей. Корпусный командир находился при войсках. Очевидно, выходила путаница, предположенный план разрушался. Помощник начальника Корпусного штаба, полковник Немирович-Данченко, сам повез депешу к корпусному командиру.

В это время со стороны Карса ясно стали доноситься ружейные выстрелы. Один залп следовал за другим. «Мы открыты, турки проведали», — мелькнула у меня мысль. Я вскочил на коня и поскакал, стараясь догнать полковника Немировича-Данченко; но он уж успел проехать цепь, стоявшую впереди лагеря. Здесь меня остановили, так как я не знал пропуска; по счастью, караульный офицер узнал меня и велел дать дорогу. Окунувшись за лагерем в полнейшую тьму, я не мог ехать скоро; на каждом шагу лошадь спотыкалась о камни; я пустил ее наугад. Взобрались мы, наконец, на какой-то пригорок и до меня стал доноситься спереди какой-то глухой шум; точно волны моря колыхались в ночной темноте. Чем более подвигался я, тем шум становился яснее. Я различаю уже скрип осей и топанье лошадей. В темноте почти натыкаюсь на арбы, нагруженные снарядами. Но, странное дело, они идут не вперед, а назад, в лагерь.

— Вы сбились, батареи сзади вас, — говорю я конвойному солдату, которого едва могу различить.

— Приказано вернуться, — отвечает тот, и какая-то сердитая нотка звучит в его голосе. — Эй, ты, шалтай-болтай, поворачивайся! — кричит он на аробщика.

Полковник Немирович-Данченко не отыскал корпусного командира и передал полученную из южного отряда телеграмму генералу Девелю. Узнав, что войска генерала Геймана возвращены в лагерь, генерал Девель, не медля ни минуты, сделал распоряжение об отступлении и своих войск. Ординарцы поскакали во все стороны передать это приказание. Ночное отступление с осадными орудиями — дело трудное. В темноте трудно было всех отыскать. Части были разбросаны на пространстве пяти-шести верст по местности волнистой, ночь непроглядная. Начатые работы нужно было уничтожить; общее отступление следовало тщательно прикрыть, чтобы турки не сделали вылазки. По счастью, перестрелка замолкла; наши охотники наткнулись было на турецкую цепь; всполошенный неприятель открыл огонь, но наши не отвечали.

Здесь кстати сказать, что когда вызвали охотников, для чего опрашивали каждую роту, то вперед вышли все ряды; в неохотниках никого не осталось и пришлось сформировать охотничью команду по жребию или по назначению. Таков дух наших войск!