Война в Малой Азии в 1877 году: очерки очевидца.

Во время нашего привала артиллерия медленно, с усилиями, двигалась по длинному косогору и, заворачивая налево, выстраивалась на поляне, бывшей впереди зевинской позиции и скрытой за возвышенностями от неприятеля. Как я упомянул, тут давно уже находилась наша кавалерия и сюда же сходились батальоны гренадерской дивизии, имея во главе Мингрельский полк. Ожидая, пока сосредоточатся войска, мы воспользовались вкусным завтраком и чаем, гостеприимно предложенными нам эриванцами и двумя молодыми врачами этого полка. Наконец и мы двинулись. Выехав на поляну, где сосредоточены были войска, мы увидали направо на гребне сотни две наших казаков. Это была как раз та возвышенность, на которой накануне, во время «рекогносцировки», гарцевала турецкая кавалерия, не допустившая нас приблизиться к Зевину вследствие ничтожности нашего прикрытия. Утром 13 июня означенный гребень также был занят турецкими аванпостами, поспешно удалившимися при появлении нашей кавалерии.

Корпусный командир, с главнейшими начальниками и штабом, въехал на указанный гребень, чтоб осмотреть неприятельскую позицию. Отсюда зевинский лагерь и окружающая его местность были гораздо лучше видны, нежели с той высоты, с которой я осматривал ее вчера. Прямо от нас шел ряд расширяющихся в обе стороны холмов, выдавшихся более в правую сторону; местность страшно пересеченная: одна возвышенность скрывала другую. Все это было по сю сторону речки Ханычай, протекающей в глубокой ложбине, внизу, и не видимой с этой точки наблюдения. Там же, на речке, скрывалось селение Зевин с развалинами старого укрепленного замка или крепости. За этой, так сказать, нашей частью позиции виднелись верхи возвышенностей, занятых неприятелем по ту сторону зевинского оврага и протекающего в нем Ханычая. Легко или трудно было взобраться на эти возвышенности, как велики были спуск и подъем — отсюда не видно и судить было трудно. Налево от нас — следовательно, на правом фланге неприятеля — высилась огромная крутая гора с седловиной, гребень которой спускался наискось к нам; к этому гребню примыкало плато, на котором в нескольких местах расположен был турецкий лагерь; таких отделений лагеря было не менее четырех. Впереди плато возвышалось несколько гребней и отдельных, конусообразных гор; только в промежутках, оставляемых этими возвышенностями, можно было видеть ближайшие к ним оконечности занятого турецким лагерем плато. Из числа их особенно выдавалась на левом турецком фланге остроконечная, точно сахарная голова, гора, на которой виднелась батарея, окруженная, в виде венца, ложементами, находившимися в нескольких саженях ниже ее. Впереди этого пункта находилась еще возвышенность, над которой вполне командовали как упомянутая батарея, так и ее ложементы. Все это, как и соседние возвышенности, круто, обрывисто спускалось вниз, к речке Ханычай; но, как я уже сказал, объема этого спуска с пункта нашего наблюдения нельзя было видеть: спуск скрывался возвышенностями и пересеченной местностью нашего берега. За лагерным плато турок, несколько вправо от нас, возвышалась еще гора, на которой также виднелись палатки; впереди этой горы плато несколько понижалось и ничем, по-видимому, не было занято. На эту часть плато можно было взойти или по дороге, видневшейся вправо (глядя от нас) сахарообразной горы, или обходным движением еще более вправо, появившись совершенно сбоку, почти в тылу означенной батареи. Весь лагерь турок и лежащие перед ним гребни были окаймлены ложементами, иногда в несколько рядов. Влево от сахарообразной горы с ее батареей, в центре турецкой позиции, находилась еще батарея, а две другие, расположенные еще левее (от нас), виднелись на крутизнах высокой горы с седловиной, примыкавшей, как сказано, к правому флангу турецкого лагеря. Последние две батареи, очевидно, имели целью обстреливать обходные подступы с нашего левого крыла, тогда как первые две действовали с фронта.

Едва появились мы на нашем наблюдательном пункте, как на сахарообразной батарее взвился белый клуб дыма, и секунд через двадцать послышался орудийный выстрел; за первым выстрелом последовал второй. Это турки выразили нам свой привет. Я посмотрел на часы: был полдень. Прошло уже пять часов, как мы двинулись с бивуака, войска же вышли двумя-тремя часами раньше!..

Падения турецких снарядов не было видно: они пропали где-то в пространстве.

— Так попусту стрелять могут только трусы! — сказал кто-то.

Действительно, расстояние было не менее шести верст, но турки как бы поняли упрек и, после двух выстрелов орудия их замолчали, точно они желали только обнаружить свое существование, а не начать действительную стрельбу. Взамен того послышалась ружейная стрельба налево, внизу. Это турецкая передовая цепь вела перестрелку с конными дагестанцами, выдвинутыми вперед, на крайний наш левый фланг. Командующий корпусом послал приказание стрелять только в крайней надобности. Вскоре мы узнали, что тут был ранен в ногу дагестанский офицер и несколько рядовых. Это были первые жертвы нынешнего дня.