– Газеты уже постарались и почти все сделали за вас, – отозвался судья. – Да и почему бы вашему другу… – он махнул рукой, показывая, что не видит необходимости и дальше хранить их тайну.
«Иногда долг оборачивается удовольствием, – подумала Хлоя, глядя на судью, – и наоборот, удовольствие иногда выглядит как долг». Да, у Френка выдалась не самая лучшая суббота, а в воскресенье они и вовсе не увиделись. Хлоя просидела весь день дома в ожидании звонка от лорда Эргли.
Все-таки она позвонила Френку, без особого энтузиазма попросила заехать за ней и вернулась в кабинет мрачнее тучи. Именно в этот момент и объявился Оливер.
– Давайте я его сначала расспрошу, – предложила Хлоя, – а потом провожу к вам. А мне все равно ждать Френка, подожду внизу.
Вот так всегда, думала она. Вечно она ждет кого-то или чего-то внизу, пока великие мира сего совещаются в кабинетах и гостиных. Может, Френк еще и не приедет, тогда она удерет одна, пока они там будут разбираться с этим Донкастером. Сколько бы ей подождать для приличия?
Однако лорд Эргли рассудил иначе.
– Проводите мистера Донкастера к нам сюда, – попросил он служанку. – Скоро должен прийти мистер Линдсей, ведите и его сюда тоже. Если у этого молодого человека приватный разговор, – обратился он к Хлое, – мы перейдем в гостиную, а вы без помех введете вашего друга в курс дела.
Расскажите ему все, что сочтете нужным. Если вы все помните, конечно. Я уже начинаю путаться. Интересно, как там в Бирмингеме дела? Если Пондон вернулся, ему не миновать объяснений с полицией. А-а, мистер Донкастер!.. Ну, почему же? Мы ведь только сегодня виделись. А это – мисс Барнет, если помните. Она-то вас точно не забыла. Присаживайтесь.
– Весьма признателен, – пробормотал Оливер, садясь.
– Ну и утречко у вас выдалось, не так ли? – продолжал судья. – К стыду своему, я так и не уяснил, чью сторону вы поддерживали на переговорах. Вы ведь прибыли вместе с мистером Шилдрейком?
Оливер поудобнее устроился в кресле.
– Я на стороне народа, – торжественно изрек он. – Я – декларация их прав, я – их суверенная воля, я… – он замешкался, отыскивая очередное слово, понял, что иссяк, и, запинаясь, закончил:
– Я – народ.
Лорд Эргли уловил перемену тона и серьезно поинтересовался:
– А как здесь оказался народ? Мне о нем не докладывали.
Оливер пустился в объяснения. Поначалу он чувствовал себя дурак дураком, но постепенно воодушевился, особенно когда заметил повязку из черного шелка на руке девушки и сообразил, что она отказалась вылечить руку с помощью камня. Он вспомнил, как здорово она опрокинула профессора и напала на этого неприятного типа, на сэра Джайлса. А сэр Джайлс остался в министерстве вместе с Шилдрейком после того, как всех остальных выставили вон. А народ возроптал, требуя жизни и здоровья от волшебного камня, который прикарманила полиция, подкупленная американцем.
Все это и еще много сверх того Оливер большой грудой вывалил к ногам Верховного судьи.
– Я все-таки не совсем понял, – осторожно произнес лорд Эргли, когда Оливер замолчал, – почему вы решили, что я не одобряю действий правительства?
– Ну, мне показалось, сэр, что вы одобряете действия мисс Барнет, – с легким смущением объяснил Оливер.
– Я всегда одобряю действия мисс Барнет, – ответил судья. – Я не могу себе позволить пользоваться услугами секретаря, действий которого не одобряю. Но, одобряя действия мисс Барнет, я и не думал выражать неодобрение действиям правительства.
– Но, может быть, именно в этом случае… сэр? – нерешительно предположил Оливер.
Верховный судья покачал головой.
– Нет-нет. Во-первых, я не знаю их действий. Во-вторых, одобрять или не одобрять правительство – не моя прерогатива, я имею дело только с конкретными людьми и только на основании Закона. Я – всего лишь седло, мистер Донкастер, а вовсе не конь, и уж, конечно, не Россинант.
– А если перед седлом предстанет сам Дон Кихот? – подхватил Оливер.
– Если он будет продолжать в том же духе, то до этого дело не дойдет, – сухо ответил лорд Эргли. – Но если даже и так, то будь он Дон Кихот, Дон Жуан или Сид Компеадор – все едино. У меня нет ни глаз, чтобы смотреть, ни рта, чтобы говорить, одни законы.
– А если на этот случай законы не писаны? – настаивал Оливер.
– Так не бывает, – заявил судья. – Можно неверно применить или истолковать закон, можно соблазниться посторонними вещами и хитрыми речами, но любое недоразумение между людьми может быть разрешено при условии равенства перед законом. А в основе нашего закона – чистый душевный порыв…
– Мистер Линдсей! – провозгласила служанка, открывая двери.
Хлоя порывисто встала навстречу Френку. Оливеру вдруг почудилось, что последняя сентенция судьи обратилась в жизнь. Хлоя прошла совсем рядом с его креслом, и он машинально повторил про себя слова судьи, пытаясь вспомнить их первоначальный смысл. Потом обернулся и спросил:
– Разве утренние события не содержали конкретных действий со стороны мисс Барнет?
Верховный судья нахмурился. Чего доброго, этот Донкастер начнет комментировать любое движение Хлои. Впрочем, вопрос был задан четко, и ему пришлось отвечать.