Война в облаках

Встав, я нажал на спусковой крючок Хьюго, и стилет легко скользнул мне в руку. Но партизан прицелил винтовку мне в горло, и у меня не было возможности атаковать его. Мы прошли через искусственное отверстие в стене джунглей. Как только это отверстие было закрыто, я знал, что мой труп будет приготовлен. Я знал, что шеф этого человека свяжется по радио с полковником Васко, и, когда эти двое сравнят записи, полковник узнает, что это я его одурачил. В своем гневе он вполне мог приказать застрелить меня, выпотрошить и накормить кого-нибудь или что-нибудь, кто окажется голодным.

Бородатый партизан опустил винтовку и потянулся к рукоятке, чтобы откатить замысловатые ворота на место. Это был мой момент. Я подошел ближе, отбил винтовку и, прежде чем мужчина успел крикнуть, я врезал Хьюго в горло, скрутил, надрезал и резко потянул вверх. Он умер мгновенно, и мое раскаяние было минимальным.

Я снова оттолкнул отверстие, потащил тело партизана через тропу и обратно. Я протиснулся в стену джунглей рядом с тропой, бросил мертвое тело в заросли и устроил подлесок так, чтобы он не выглядел так, будто его не тревожили сто лет. На то, чтобы найти его, у них уйдут дни, и то только следуя за своим носом.

Однако, оказавшись внутри территории, с замаскированными воротами на месте, я понятия не имел, куда идти, не представлял, сколько еще партизан было между мной и частоколом, где Антонио ожидал казни. И снова я должен был бы следовать своему собственному чутью и надеяться, что оно не приведет меня через минные поля или против людей вроде полковника Васко.

Чтобы найти частокол загона, потребовалось всего полчаса. Подозрение, казалось, отпало от партизан теперь, когда я был внутри лагеря. Для них было немыслимо, чтобы какой-либо посторонний человек мог зайти так далеко; а кубинская форма внушала им трепет. Они боялись бросить вызов сержанту кубинской морской пехоты, который шел целеустремленным шагом и, казалось, точно знал, куда он идет и что делает. Вряд ли они знали, что я был младенцем в пустыне. Опасный младенец, но тем не менее младенец.

Частокол был узнаваем по высокому забору с колючей проволокой, вооруженной охраной вокруг импровизированных ворот и тощим, безоружным крестьянам, выглядывающим из-за ограды. Я подошел к охранникам и был приятно удивлен, когда они обратили внимание. Это был для меня плюс, приобретенный высокомерными кубинцами, и я решил использовать этот плюс наилучшим образом.

«Приведите заключенного Антонио Кортеса к воротам», - приказал я на своем лучшем кубинском испанском языке. «Он должен быть допрошен относительно информации, которой он может располагать об американце, который приехал в Никарсу, чтобы вмешаться в революцию».

Охранники - их четверо - уставились на меня и друг на друга. Похоже, они не собирались выполнять приказ с какой-либо степенью оперативности.

«Поторопитесь, черт вас побери», - сказал я, будучи настолько высокомерным, насколько я знал, что кубинцы могут быть с этими простыми крестьянами. «Полковник Васко ждет этой информации. Выведите сюда Кортеса».

Они спеша много натыкались, друг на друга и даже на колючую проволоку, где зацепились за свою уже изодранную одежду. Но они распахнули ворота и, пока трое из них держали нацеленные винтовки на разношерстную команду заключенных за забором, один из них вошел за тощим, темноволосым, черноглазым мальчиком, который был достаточно похож на Элисию, чтобы быть близнецом. и по телосложению, и по высоте.

Антонио Кортес выглядел угрюмым и упрямым, когда охранник привел его ко мне. Казалось, он собирался плевать мне на ботинки, и я бы не стал его винить. Однако если бы он это сделал, мне пришлось бы сбить его с ног за его усилия, чтобы сохранить мой имидж кубинского некоммерческого общества.

«Пойдем со мной», - сказал я, протягивая сорок пятый калибр сержанта Пекено и наводя его на Антонио. Я посмотрел через плечо на охранников. «Все в порядке, - сказал я. «Я должен взять у него интервью вне пределов слышимости. Я беру на себя полную ответственность».

Казалось, они нервничали по этому поводу, но один мужчина снова закрыл ворота, а другие опустили винтовки и снова обратили внимание. Это работало как чары. Даже слишком.

Когда мы были вне пределов слышимости, я повернулся к Антонио спиной к охранникам, чтобы они не могли читать по моим губам, будь они так склонны. Это была моя ошибка, но тогда я этого не знал.

«Не говори ничего, Антонио», - сказал я. «И не удивляйся тому, что я говорю. Просто слушай и продолжай смотреть угрюмо и сердито. Ты понимаешь?»

"Кто ты?"

«Друг. Американец. Меня послала сюда твоя сестра». Его глаза расширились, а на губах мелькнула улыбка. «Не меняй выражений», - отрезал я. «Черт возьми, охранники смотрят». Мрачный взгляд вернулся.

"Откуда я знаю, что ты говоришь правду?"

«Во-первых, - сказал я, теряя терпение, - у тебя нет выбора. Тебя расстреляют через несколько часов. Если я все сделаю правильно, я смогу уйти отсюда с тобой, притворившись, что я отвезу вас к полковнику Васко ".