Война в потемках

Маоней задумался. Он не мог понять, зачем Хьютай пошла на это… но зато понимал, что не сможет ее ненавидеть. Ни ее, ни Вэру. Никогда. Он доверял этой паре. Доверял так же сильно, как и в приюте, где маленький тогда Анмай, как мог, защищал его от издевательств… не всегда успешно, но именно отчаянность этих безнадежных попыток покорила его сердце навсегда. Вдруг его осенило.

— Послушай, почему ты считаешь, что война началась из-за нее? Хьютай сообщила ССГ, что их противники слабы, глупы и вообще сошли с ума — в общем, то, что они хотели услышать. Легкая добыча. Если бы их лидеры были настолько мудры, как ты, наверно, полагаешь, они бы сразу поняли, что это ловушка. Но они просто набросились на это! И ты? Почему тебя осенило лишь сейчас, а не тогда?

— Какая разница, если это привело к войне! И Хьютай хотела ее! Неужели ты ее защищаешь?

— Отчего бы и нет, Черзмали? Ты же не хуже меня понимаешь — если бы ССГ и сдался, ничего хорошего из этого не вышло бы. У нас просто не хватило бы сил взять под контроль его территорию. Через несколько месяцев все рухнуло бы и начался невообразимый хаос. А если бы не было ультиматума — через несколько лет рухнула бы Фамайа. Ты думаешь, ССГ пережил бы это? Она тоже утянула бы его за собой. Весь этот мир прогнил — и у нас, и за границей. Все отравлено ненавистью. Мы все — потомки рабов Альянса, Мато. И еще — два века тьмы. Наверно, это как-то действует на мозг. Разве не их вожди набросились на нас первыми, как ополоумевшие звери, а мы только делали то, что должны? Только защищались? Они же могли предъявить нам контрультиматум, например!

— Но это же чистой воды безумие! Люди в ССГ несравненно чище, чем здесь, свободнее. А ты — тоже виновник войны и защищаешь ее!

— Положим, я знаю, в чем виновен, но… — Талу помолчал. — Посмотри вокруг, что тиссы делают с нашими собратьями. Если в этом и заключается борьба за свободу, то пускай лучше все будут рабами.

— Но ведь из-за Хьютай мы все погибнем!

Талу с минуту молчал. Это он уже понял и сам.

— Да. Ты прав. Но если так нужно для наших собратьев и потомков? Ведь наш народ жить должен, а мы все равно однажды умрем, вся разница — когда, и с честью или без. Но я не хочу умирать предателем, а ты, по-моему, стал им уже давно… знаешь, как говорили в старину: есть что-то дьявольское в безудержном стремлении к справедливости…

Черзмали усмехнулся.

— Мы из одного народа, но говорим на разных языках. Эй, вы, к стенке его!

Талу с тоской огляделся. Бойцы окружили его, оттащили к стене дворца, осыпая ударами, и торопливо отбежали, проверяя оружие. Юноша с трудом выпрямился.

— Но… но мы одной крови, Черзмали… — Талу не мог найти слов.

— Прости, но это единственное, что я могу для тебя сделать. Иначе светловолосые будут убивать тебя несколько дней. Я хочу только свободы и мира для своего народа, хочу закончить начатую не мной войну. Еще не поздно присоединиться к нам. Не хочешь? Ну, как знаешь…

Черзмали вскинул свой короткий автомат и с трех шагов полоснул Талу очередью. Хлесткий удар в грудь и живот сбил юношу с ног, он тут же вскочил, упал, снова попытался подняться, но сил у него уже не было и он лишь перекатился на спину. Над ним простерся весь огромный мир — непостижимо далекий свод небес, сиявший яркой дугой Нити, стена, уходящая вверх…

Талу вдруг показалось, что он всегда лежал здесь, а вся его короткая и несчастная жизнь была всего лишь сном. Вдруг стало очень холодно, хотя под ним растекалось что-то теплое, согревающее спину. «Это кровь, — с ужасом подумал он. — Моя кровь!»

Все тело вдруг пронзила невыносимая боль, но он не смог двинуться, не смог даже закричать. Он попытался хотя бы набрать воздуха — и тоже не смог. Когда Талу понял, что уже не дышит, его охватил дикий, безумный страх.

Небосвод стал исчезать, поднимаясь в неизмеримые высоты. А Талу стал проваливаться вниз, все быстрее. Тьма из его снов охватила его, начала неотвратимо поглощать, и в душе юноши остался лишь беспредельный ужас перед надвигающимся небытием.

Потом не было уже ничего.

* * *

Черзмали с испугом смотрел, как быстро расползается алое пятно под упавшим Талу. Огромные глаза юноши широко распахнулись, из приоткрывшегося в немом крике рта сбежала струйка крови. Он уже не дышал, но его глаза еще жили, светясь беспредельным ужасом и болью. Потом они остекленели, погасли и только выражение безмерного страха осталось на сделавшемся вдруг жутким лице. Черзмали начал пятиться от тела, не отводя от него глаз, даже когда за его спиной раздался страшный рев. Мгновением позже огромная гекса с надстройкой на спине, обезумев от запаха еще живой крови, схватила его. Он успел лишь услышать, как с тупым щелчком лопнул его череп, и тоже провалился в небытие.

Гекса яростно мотнула головой. Тело Черзмали полетело в сторону, разбившись о стену. Ее собратья тоже с ревом набросились на файа, топча их ногами, из их пулеметов вырвалось пламя. Бойцы бросились прочь, толкаясь, полезли внутрь машины. Но сделать это успели лишь пятеро, все остальные были расстреляны и растоптаны.