Война в России и Сибири

Исключительные заслуги этих двух частей, чья военная дисциплина и привязанность к главнокомандующему пробудили ненависть в их революционных товарищах и подозрение во Временном правительстве, не были признаны генералом Черемисовым. В наградной список, который попросило у него правительство, он не включил ни одного офицера и ни одного солдата из «ударных отрядов» и «Дикой дивизии». Но генерал Корнилов услышал их жалобы и, вопреки настрою Керенского, лично наградил каждого солдата и каждого офицера батальонов Неженцева и многих кавалеристов-кавказцев[164].

Генерал Черемисов, недовольный второстепенной ролью, которая была отведена командующим фронтом его 12-му корпусу, попытался навязать командованию другой маневр и попросил передать ему все резервы Юго-Западного фронта. Генерал Гутор, надеясь на улыбку фортуны, отказал. Между тем в штабе 12-го корпуса офицеры разгуливали под ручку с солдатами под благосклонным взглядом генерала Черемисова, который и сам иной раз так прогуливался, за что и пользовался большой популярностью[165]. Революционный комиссар 8-й армии[166] в чине прапорщика подружился с добрым генералом[167], он бросил на весы свою демагогию против военного опыта генерала Гутора и благодаря воцарившемуся беспорядку одержал над ним верх[168].

Временное правительство, продолжая следовать своей политике, обвинило в постыдных неуспехах не солдат, не новые порядки, не наступивший кавардак в головах, а командующих и стало заменять старых военачальников на молодых честолюбцев, которые и ускорили конечную катастрофу.

Генерал Черемисов, одновременно ведя тайные переговоры с Исполнительным комитетом (большевиков) в Петрограде, воспользовался хорошим отношением к себе Керенского, собрал резервы и приготовился нанести решительный удар. Однако неслыханное предательство на севере вынудило его к отступлению.

2. На Ломнице

Майдан, 6–19 июля

12-й армейский корпус занят реорганизацией своего небольшого участка фронта наступления, который все же слишком велик для его действующих сил. Большая часть солдат осталась в арьергарде, отказавшись выходить на передовую. Заставить их нет никакой возможности, так как правительство упорно желает подчинить судьбы России требованиям солдат, а управление ходом событий равнодушным, скептичным, а то и враждебным к войне комитетам.

Отношение солдат поражает теперь своей грубостью, как до этого поражало смирением. Кое-кто из штабных офицеров, тех, что вошли в военные комитеты и посещают солдатские собрания, незаметно переняли плебейские манеры и говорят торопливо и яростно, как агитаторы. С немалым удивлением смотрю на генерала Черемисова, который прогуливается в обществе двух солдат.

Теперь генералы дожили до необходимости льстить солдатам, добиваясь фальшивым дружеством, которое, разумеется, никого не обманывает, того, что новый режим не позволяет добиваться дисциплинарными мерами. Время уходит на то, чтобы убедить резервы идти на передовую и сменять товарищей, которые все это время действовали без их помощи. По счастью, неприятель не проявляет большого желания атаковать. Скорее всего, он надеется выиграть больше, выжидая, а не кидаясь в бой.

И все-таки среди солдат – революция делает из людей плохих граждан – есть те, кто хочет сражаться, одни из чувства долга, другие для собственного удовольствия. В подражание ударным батальонам капитана Неженцева они собираются в «смертельные батальоны» или в «батальоны смерти»[169] и самостоятельно, вне контроля высшего командования продолжают вести войну против национального врага на свой страх и риск.

Чтобы познакомиться с ними, я еду на автомобиле в долину Ломницы. На противоположном берегу вижу вражеские позиции, они серпантином поднимаются по склону. Выхожу из машины. Впереди чудная прогулка среди лесной свежести по одной из замечательных галицийских дорог.

Внезапно слева слышу команду: «Смирно!» Несколько сотен солдат расположились лагерем в лесу, при нашем приближении строятся. Они по собственной воле вернулись к дисциплинарным «предрассудкам» старого режима.

Это без исключения молодые парни, достаточно грубые и хулиганистые, но они вскакивают и отдают честь с такой готовностью, что невольно вызывают улыбку. Они похожи на французских или английских бойскаутов и своими кострами, и огромными красными знаменами с черепом и скрещенными костями. Они воюют для собственного удовольствия, прекрасно держатся под огнем, пойдут туда, куда поведешь. У них строжайшая дисциплина.

Меня знакомят с молодой девушкой, сначала при нашем приближении она спряталась. Она немного мужеподобна, похожа на водительниц трамваев в Англии, энергичных и приятных. Ее зовут Юлия Казаненко, она украинка, ей 21 год. У нее два Георгиевских креста, и ее представили к третьему; во время наступления 25 июня ее ранило в руку осколком гранаты. Юную героиню не в чем упрекнуть, разве только в том, что ее суровость довела до отчаяния не одного офицера из батальона.

3. Штаб «Дикой дивизии»