Война в Сирии (истоки, предыстория и действительность)

Ни до, ни после и ни в одной из больших стран запада не было выборов, более близких к демократическому идеалу, чем те, что были в Германии до прихода к власти нацистов. Фактически, вольно или невольно, там был поставлен социальный эксперимент, возможный лишь в определённых исторических условиях, когда страна, стремящаяся занять самое высокое место на геополитическом Олимпе, проиграла великую войну, причём, возможно, не столько на полях сражений, сколько из-за нехватки ресурсов и внутреннего разлада. Униженная победителями монархия, трансформировавшись в республику, стала искать своё новое место в изменившихся условиях и создала крайне неустойчивую, заранее обречённую на неудачу политическую систему, просуществовавшую чуть более десяти лет. Идея, возникшая сразу после Версаля и по мере выхода немцев из послевоенного шока набиравшая всё большую силу и способная объединить нацию, могла быть только одна: реванш за поражение в войне, за унижение со стороны победителей, навесивших на Германию всех собак и устроивших в Версале настоящий пир хищников. Вероятно, правы те, кто считает, что не было двух мировых войн, а была только одна большая война продолжительностью в 31 год и с 21-летним перемирием. Если мирный договор не решает проблем, послуживших причиной войны, новая война, после того, как побеждённая сторона приходит в себя и восстанавливает довоенный потенциал, становится неизбежной.

Реваншистское движение должен был кто-то возглавить, а в таких случаях к власти всегда приходят радикалы. Не нацисты, так какая-либо другая экстремистская организация, не Гитлер, так кто-нибудь другой. Возможно, не такой зловещий, без патологической ксенофобии и жестокости, но уж никак не бесхребетный, нерешительный либерал, сюсюкающий о смирении и толерантности, а олицетворяющий национальную идею жёсткий правитель, за которым народ пойдёт как дети из Гамельна за дудочником-крысоловом.

Легко народом править, если он
Одною общей страстью увлечён

(М. Ю. Лермонтов. Измаил-бей).

Достаточно подробное изложение этой драматической истории с трагическим финалом весьма поучительно. В более широком дискурсе, имея в виду и другие исторические реалии, попы-таемся указать на моменты, характерные для государств, оказавшихся, скажем так, в не совсем привычной и удобной ситуации. Во-первых, не может уважающий себя народ слишком долго находиться в униженном состоянии и, залечив раны, он обязательно попытается отомстить своим обидчикам. Во-вторых, невозможно продолжительное существование навязанного извне или принятого в минуту слабости политического устройства, чуждого национальной идее и наиважнейшим интенциям общества. В-третьих, как и всякая стремящаяся к равновесию система, социум отвергает чуждые ему установки и принципы устройства, приспосабливая их к своему естественному состоянию. В-четвёр-тых, страна, оказавшаяся в экстремальных условиях, выходит за обычные для неё правовые рамки, прибегая к жёстким методам правления, проще говоря, к диктатуре. В-пятых, в выведенной из равновесия, охваченной волнениями стране никакая форма правления не помогает, пока по каким-то, не всегда понятным причинам смута не выдыхается и ситуация не «устаканивается».

Помимо веймарской драмы, которая может служить классическим примером того, как игра в демократию заканчивается жестокой тиранией, можно отыскать в мировой истории великое множество случаев, относящихся к любому из указанных пунктов. Например, после развала Советского Союза на ряд национальных государств, «проглотивших» наживку под названием всенародные выборы главы государства, каждая из стран вложила в это понятие своё понимание, приспособив под национальные традиции и менталитет. К примеру, в Туркменистане выборы, в которых за действующего президента голосуют все без исключения избиратели, включая «альтернативного» кандидата, больше похожи на ритуальную клятву любви и верности ликующего народа своему вождю, сопровождаемую народными гуляниями – с угощением, песнями и плясками. Фиктивность подобных выборов бессменного главы государства, с заранее предопределённым и близким к стопроцентному результатом характерна как для некоторых стран постсоветского пространства, так и большинства государств третьего мира, в том числе асадовской Сирии.