Война в толпе

Солопенко разбился на машине. Рудольфа Машуру расстреляли из пистолета-пулемёта. 19 пуль в теле. Он умер ещё до того как упал. Он был наилучшим в Украине специалистом по всему, что касалось ценных бумаг. Он удерживал в голове тысячи законов, постановлений, директив, правил, прецедентов и оперировал всем этим как художник.

Он взял в аренду землю в районе Никольской слободки и под мутные строительные проекты выпустил какие-то хитрые акции на 170 миллионов долларов. Он крутил этими акциями как фокусник, заполнял ими уставные фонды банков, менял на векселя, давал в залог, платил долги. Короче человек напечатал себе на 170 миллионов денег. Он готовил вторую эмиссию на 250 миллионов долларов, но его убили. При жизни он поддерживал отношения со всеми бандитами города Киева. И, по-моему, многих обманывал, хотя трём из них платил по 5000 долларов в месяц. Все они бросились делить его наследство, но ничего не нашли. Богатство — это не килограммы, это ситуация, которую богач особым образом организовывает вокруг себя.

Машура был похож на Всемирный банк. Его операции имели туже природу. Самые большие в мире доходы берутся из воздуха. Банки сберегают и оборачивают пустоту.

Производство пустоты не менее необходимо мировому хозяйству, чем производство энергоносителей.

Тем временем на Украине брала нас за горло гнетущая стабильность. Мы ощущали себя, как немцы после Вестфальского мира. Где-то бурлила жизнь, где-то вожди и герои творили историю, где-то оружие привыкало к людям, а у нас была стабильность — мертвечина. Однако, более благоприятная ситуация складывалась в Белоруссии. Там Лукашенко понемногу внедрял диктатуру. А где есть диктатура — там актуализируется революция.

На десятую годовщину чернобыльского взрыва оппозиция в Минске готовила массовые мероприятия. Я решил, что мы могли бы их радикализировать. Белорусы были готовы страдать за идею, необходимо было их научить убивать за идею.

Я отправил в Минск несколько групп (всего несколько десятков человек). Они добирались разными путями. Единственное, что я говорил им на прощание — «провокация, репрессия, революция». Одну из групп задержали в небольшом белорусском городке и, продержав двое суток, депортировали. Все другие добрались. Там они организовали стычки с ОМОНом, перевернули две милицейские машины, сумели превратить заурядную демонстрацию в предисловие гражданской войны. К сожалению, продолжения не произошло. Жизнь переполнена предисловиями и предтечами. Нечему писать послесловия, некому воскресать.

Большинству наших удалось удачно выскользнуть из Минска, однако семь человек были выловлены и обвинены в организации массовых беспорядков.

Мы старались поднять волну возмущения в Украине, активизировать прессу и правительство. Все неудачно. Давая в те дни пресс-конференцию, я говорил: «Нация не определяется границами, не определяется языком, не определяется политическими институтами, она определяется только национальной солидарностью. Нация, как человек, который может быть насколько угодно умным и развитым, однако, если она лишен простых инстинктов удовлетворять голод, жажду, реагировать на крик «Наших бьют!» — он погибнет».

Мы продолжали провокации в Белоруссии. Нашей задачей было поселить в головах молодежи идею о необходимости террора. Мы массово засылали в Минск и другие города инструктивные и пропагандистские материалы.