Война в толпе

Приемы оперативной деятельности КГБ основывались на широком использовании осведомителей, в меньшем объеме — технических средств подслушивания. Наиболее распространенными из них были телефоны. Конструкция данного изделия позволяла подслушивать не только телефонные переговоры, но и разговоры в помещении. Правда, емкость системы была ограничена. В областном городе средних размеров можно было подслушивать не более нескольких десятков телефонов за раз. «Жучки» размером с таблетку использовались КГБ куда реже. Для начала их надо было еще доставить к месту предполагаемой беседы. Падким на образчики западной культуры «правозащитникам», как-то удалось подсунуть «жучка» в корешке альбома с репродукциями. Эти лохи даже не обратили внимания на того, кто им его принес. В последствии попытки затесаться в сложившуюся компанию, например, сопровождая какую-нибудь известную личность «на сходку», позволяли заподозрить такого визитера. Обилие бюрократических процедур и закрытость некоторых советских учреждений позволяли довольно успешно «внедрять» подслушивающие устройства в одежду «объектов». Например, человека могли вызвать в военкомат, благо, почти все мы были тогда военнообязанными, и, пока он дожидался приема, вшить жучек в куртку или пальто. Однажды, какой-то ушлый антисоветчик обнаружил устройство и вытащил его. Обычно, фургончик с оборудованием для воспроизведения и записи разговоров крутился рядом, поэтому тут же примчались оперативники и потребовали вернуть «это».

— Что «это»?

— Сами знаете.

Никакими законодательными актами данный вид оперативно-розыскной деятельности не регулировался, поэтому люди посмелее просто посылали незадачливых чекистов.

— В туалет выбросил.

Все довелось выгребать ведрами и процеживать. Благо, выгребные ямы у нас, как правило, не отделяют от писсуаров — не Франция.

Вообще, очереди во всяких присутственных местах, от ЖЭКов до больниц, широко использовались для установления контактов источников с объектами. Запись бесед непосредственно на магнитофон применялась куда реже. Оперативный диктофон-микрокассетник советского производства размерами чуть больше портсигара, с корпусом из металла и минимумом кнопок на панели с торца. Микрофон выводили через одежду, диктофон клали в карман. Таких изделий было немного, поэтому с развертыванием гуманитарной помощи всяческим «оппозиционным» группкам, трофейные диктофоны корейского или тайваньского производства нашли широкое применение. Записывать на них еще что-то и удавалось, но прослушать было практически невозможно. Тогда на всяческих сходках было модно и «престижно» выставлять диктофон на стол и записывать — это свидетельствовало о связях владельца с диаспорой.

Изредка для наблюдения применялись видео- и фотоаппаратура. На видео в основном фиксировали факты правонарушений при проведении различных массовых мероприятий, вроде несанкционированных митингов. Одно время видеокамера в предвкушении визитов каких-то важных шишек была установлена в подъезде дома, где проживал Корчинский. Вообще, по оперативным съемкам личного состава в ходе акций УНСО можно было опознать кого угодно. Никогда не забуду ориентировку, касающуюся другого, более раннего периода, но суть проблемы она передает точно: «Разыскивается мужчина (женщина), 25–40 лет, пишущий на стенах Киево-Печерского государственного заповедника лозунги антисоветского содержания, флейцевой кистью шириной 25 мм. Одет в темную куртку и брюки».

Навести какой-либо порядок на политических тусовках Киева или Львова, (провинцией, кроме Чернигова, я брезговал) даже в интересах элементарной безопасности не представлялось возможным. Степень проинформированности для этой публики напрямую кореллировалась в их собственном восприятии и восприятии окружения с мерой политического веса. Как водится, с беспечностью соседствовала шпиономания.

К счастью, рабское следование большинством «источников» инструкциям Комитета, позволяло с большой долей вероятности локализовывать эту публику даже путем анализа и наружного наблюдения. Что бы там не говорили, а провокаций в то время официально, да и фактически, не дозволяли, боялись ответственности. Поэтому «источник» вполне в стиле инструкций Департамента полиции времен Азефа должен был держаться в стороне от активной деятельности, организации и участия в несанкционированных митингах, например. Эта публика, обычно, вертелась вокруг начальства с какими-то неопределенными организационными функциями или сама была руководством, решавшим общие вопросы. Или наоборот, очень «частные», например, финансовые.