Война в воздухе

Берт Смоллуэйс был мелким плебеем, шустрым, но недалеким созданием, каких старушка-цивилизация начала XX века производила миллионами в каждой стране мира. Вся его жизнь протекала в узких переулках, между убогих домов, выше крыши которых он не мог заглянуть, в узком кругу мыслей, от которых некуда было скрыться. Берт полагал своим долгом быть хитрее ближнего, сшибать, по его выражению, деньгу и приятно проводить время. По сути, такие, как он, превратили Америку и Англию в то, чем они сейчас являются. Удача ему не улыбалась, ну да и бог с ней. Он был не более чем напористым стяжателем, лишенным почтения к государству, верности чему-либо, глубоких привязанностей, кодекса чести или хотя бы кодекса мужества. Курьезное происшествие на время вырвало Берта из чудесного современного мира с его суетой и противоречивыми соблазнами и отправило парить аки дух бестелесный в пространстве между водой и небом. Небеса, словно решив поставить опыт, выхватили его в качестве представителя миллионов других англичан, чтобы взглянуть поближе и узнать, что там происходит с человеческой душой. К какому выводу пришли небеса, я не берусь судить, ибо давно оставил все предположения о том, что небесам любо и как им потрафить.

Подъем в одиночку на воздушном шаре до высоты четырнадцати-пятнадцати тысяч футов – ни с чем не сравнимое ощущение. Вряд ли человек способен достичь чего-то более величественного. С этим достижением неспособна сравниться ни одна летающая машина. Кругом полный покой, не слышно ни малейшего шороха. Безбрежное небо. Сюда не доносится гул и скрежет человеческой деятельности. Воздух чист и сладок, не наводит на мысли о смоге. На такой высоте не летают ни птицы, ни насекомые. Человек на воздушном шаре никогда не чувствует ветра и не слышат его шума, потому что он движется вместе с ветром, сливаясь с атмосферой. Взлетев, воздушный шар не дергается и не раскачивается, и невозможно определить, поднимается он или опускается. Берт сильно замерз, но не страдал от высотной болезни. Он натянул брошенные Баттериджем пиджак, пальто и перчатки поверх балахона дервиша пустыни, надетого на свой лучший дешевый костюм, и долго сидел притихший и ошеломленный новообретенным одиночеством. Над головой – полупрозрачная колеблющаяся огромная капля из блестящего промасленного шелка, ослепительный солнечный свет и гигантский купол синего неба. Очень далеко внизу – рваный ковер освещенных солнцем облаков с проглядывающим в широкие прорехи морем.

Если бы кто-то мог наблюдать снизу, он увидел бы, как голова Берта – неподвижная черная точка – подолгу торчит с одной стороны корзины, чтобы исчезнуть и через некоторое время появиться с другой ее стороны.

Он не испытывал ни малейшего неудобства или страха. Мысленно он понимал, что эта неуправляемая штука, поднявшись в небо, точно так же может однажды полететь вниз, но это соображение мало его волновало. Берт застыл в совершенном очаровании. Страхи и неприятности не беспокоят пассажиров воздушного шара – пока он не начинает снижаться.

– С ума сойти! – произнес Берт, наконец ощутив потребность что-то сказать. – Это будет получше мотоцикла… А что, нормально! Небось сейчас из-за меня шлют телеграммы…

Второй час он провел за тщательным осмотром оборудования. Прямо над головой находилась горловина шара, собранная гармошкой и перевязанная, однако в ней имелся просвет, из которого к клапанам под кольцом спускались два тонких тросика неизвестного назначения, один белый, другой красный. Охватывающая шар сеть заканчивалась стропами, прикрепленными к кольцу – огромному стальному ободу, к которому, в свою очередь, на канатах была подвешена корзина. Под корзиной болтался еще один канат с крюком, а по бортам висело несколько холщовых мешков, представлявших собой, как догадался Берт, балласт для остановки аварийного снижения шара. «Пока о снижении и думать нечего», – про себя отметил он. К кольцу были подвешены анероид и еще какой-то прибор в футляре. К прибору была прикреплена пластинка из слоновой кости с надписью «статоскоп» и какими-то словами на французском языке. Маленькая стрелка дрожала и колебалась между «Montee»[2] и «Descente»[3].

– Ясно, – сказал Берт. – Эта штука показывает, поднимается шар или снижается.

На мягком сиденье малинового цвета лежали несколько пледов и фотоаппарат «Кодак», в противоположном углу стояли пустая бутылка из-под шампанского и бокал.