Война в XXI веке

Но важность обращения к темам трансформации войны и её морального осмысления объясняется, конечно, не только этими обстоятельствами. Война, а одновременно с ней и политическая сфера, трансформируются таким образом, что этическая составляющая современных войн значительно усиливается – два выделенных нами сегмента изучения войны пересекаются. Сами по себе войны вызывают те же вопросы, что и прежде, но требуют от политиков и военных более детальных разъяснений, кто, почему и как должен в них участвовать. Далеко не всегда срабатывают доказательства необходимости войны в духе Realpolitik XIX в.: великие державы сталкиваются между собой, стремясь защитить или реализовать свои национальные интересы. В постгероических обществах Запада войну необходимо обосновывать чем-то, кроме национального интереса, за который мало кто готов умирать. А борьбу с такими вызовами, как терроризм, религиозный фундаментализм или массовые нарушения прав человека в какой-либо стране невозможно объяснить иначе, кроме как на языке морали. Это же относится и к обогащению средств ведения войны, прежде всего за счёт частных военных компаний, кибероружия и роботизированных систем. Новации, связанные с ними, одновременно настораживают, поскольку вызывают размытие традиционных способов определения статуса участников боевых действий и интерпретации ключевых понятий военного лексикона (атака, угроза), и воодушевляют – не станет ли война более гуманной или, возможно даже, не близки ли мы к тому, чтобы передать обязанность сражаться машинам, избавив себя от смерти и страданий. Современная война должна получить не только правовую, но и моральную легитимацию. Её практически невозможно обосновать, если не указать, что она служит международному миру и безопасности. Парадоксальная ситуация, которая требует прояснения.

Философ Александр Павлов выделяет три существующих способа концептуализации философских подходов к современной войне: реактуализация теории Клаузевица, дискурс теории справедливой войны и, наконец, дискурс новых войн[6]. Последний, по мнению Павлова, позволяет наиболее адекватно оценить социальную реальность войны в XXI столетии. Однако и он нуждается в дополнении, которое возможно при обращении социальной теории к проблематике новых, постсовременных войн[7]. Солидаризируясь с этой оценкой, я также хотел бы указать на необходимость выработки критической теории войны, одновременно историчной и нормативной, прослеживающей трансформации войны и их причины и задающей границы морально допустимого в войне. Возможно, настоящая книга могла бы послужить развитию такой теории.

В книге не раскрываются все аспекты этического осмысления войны, но представляется критический обзор основных проблем, связанных с приложением этики к современным войнам. Скорее, книгу следует рассматривать как доступное введение в проблемное поле моральной теории войн XXI столетия. В главе 1 речь пойдёт об образе войны, который был сформирован и отрефлексирован в Новое время, и о дальнейших трансформациях этого типа войны. Этот период начинается с укрепления национальных государств, которые постепенно подчиняют себе сферу организованного насилия и монополизируют право на применение военной силы. Война ведётся государствами ради их собственных интересов при помощи регулярных армий против других государств, возможно, не уступающих им в силе, но равных в правовом и моральном отношении. Именно такую войну описал прусский генерал и военный теоретик Карл фон Клаузевиц в знаменитом труде «О войне»[8]. Войну той эпохи можно назвать классической, традиционной, регулярной, старой войной. Со временем этот тип войны переживёт несколько существенных преображений, и на рубеже XX–XXI столетий развернётся активная дискуссия о том, что классическая регулярная война, если и не исчезла совсем, то перестала быть доминирующим типом вооружённого конфликта, уступив место так называемым новым войнам. Этому вопросу посвящена глава 2 настоящей книги.