Война вампиров [СИ, книги 4-5]

Зачем прогибаться под изменчивый мир? Лучше уж прикинуться ветошью, а в нужный момент подняться, нагнуть этот мир самолично и так ему зае, в общем, менталитет нового клана, сильно не соответствовал тем реалиям, что создали вампиры за эти тысячи лет.

— Что вы скажите? — Говорит тот же тип в спортивном костюме.

— Ща. — Штык достаёт телефон. Нажимает дозвон. — Ща, реально важный звонок, погоди малёха фраер, там побазарим. — Лица у них каменеют. Но они ждут.

— Да. — Отвечает телефон.

— Узбек, ты чё там потух что ли?

— Я чеченец! — Вопит телефон в истерике.

— Да похую, я в таджиках не разбираюсь. Узбек, короче, делай, раз сказал, пиздабол что ли?

Трубка издаёт пару матерных высказываний и серию гудков.

— Так что? — Спрашивает тот же вампир.

— Ща. Чё ты спешишь? Ща всё будет.

В полной тишине, голова одного из вампиров взрывается, забрызгивая мозгами его друзей в спортивных костюмах.

— Во! — Радостно сообщает Штык. — Не спиздел Узбек, реально снайпер.

Яростное шипение и скрежет клыков…

— Так началась война вампиров!

Торжественно возвещает Лена.

— Ленок, нахуй это дерьмо, давай просто пидоров завалим и по домам.

Она не успела ответить.

Первая схватка вампиров, первая битва грядущей войны кланов, началась.

Часть 2

Где-то давно, на краю географии.

Тёплый ветер гнал волну к берегам песчаным, он же трепал бумажки и банки, там разбросанные. Вот ветром подхватило кусочек одежды, что-то рваное такое, оно зачем-то в крови и никуда не улетает. Странно, что это с ним? Ах! Просто за руку зацепилось. Вот в чём дело, рука растёт из человека — так бывает, руки такой внешности, из них обычно и растут. Вот, но тут она не просто растёт, тут она ещё и трясётся вся и размазывает слёзы по шоколадному лицу, с большими, очаровательными чёрными глазами и крупным фингалом на пол лица. Судя по текстуре и объёму волос, рука сия растёт из девушки. Собственно если приглядеться, то в обрывках одежды, виднеются две внушительные груди, соблазнительно колыхающиеся при каждом всхлипывании. Тут всё понятно. И со слезами тоже. Некое горе терзает несчастную. Но длится оно недолго — милосердный пинок в область челюсти, отправляет девушку на песок, в полном беспамятстве. От удара, рвётся цепочка на её шее, и серебряный крестик падает на песок.

— Аллаху Акбар! — Говорит чернокожий юноша, застёгивая ширинку с довольной улыбкой на лице. Рядом стоят ещё шестеро, такие же довольные и тоже почти все уже в штанах, кроме одного, бедняга никак не может справиться с пуговицами, там, где любой приличный поставил бы молнию. На возглас товарища, он отвечает таким же восклицанием и что-то проворчав, добавляет.

— Неверные шлюхи мягонькие внутри. Мне очень нравится.

— Завтра ещё её трахнем. — Говорит кто-то из них.

— Нет. — Возражает другой. — Я видел в северной части лагеря неверную получше. Лет двенадцать, пальчики оближешь. Грязные шииты — их дочка шлюха, будет получше этой.

— Аллаху Акбар! — Сразу несколько человек говорят, и они двигаются обратно к лагерю, выше по склону, за границу песчаной полосы, теперь на песке не только девушка.

Над ней стоят пять фигур, закутанных в чёрные бесформенные плащи. Не разглядеть, кто скрывается под плащами, лишь их глаза, что источают зловещий красный свет. Одна из фигур на секунду замирает рядом с девушкой, затем садится на корточки. Капюшон падает на плечи и в скупом свете звёзд, видно лысую бледную голову, с уродливыми заострёнными ушами, рот полный клыками, растягивается в зловещей улыбке. Он поднимает девушку, нежно приобняв её хрупкие плечи. Он склоняется к тонкой шее, и острые клыки впиваются в неё. Девушка так и не пришла в себя, шоколадная кожа стала серой — она мертва…

Монстр рвёт клыками собственное запястье, его кровь капает на её губы, он прижимает запястье к ним и чужая кровь течёт в её открытый рот.

— Пей дитя моё, пей. — Она глотает. Она не мертва, она лишь близка к смерти. — Пей сколько хочешь дитя, моё последнее дитя.

А его спутники идут вверх, по песчаному склону, туда, где на ночном горизонте виднеются десятки палаток. Туда, где спит огромный лагерь беженцев, мечтающих отправиться в Европу, отправиться за лучшей долей для себя и своих потомков.

Они знают куда идут, они чувствуют их — своих последних созданий…

Солнце медленно выбирается на горизонт, его приветливые лучики, ласкают землю и лагерь африканских беженцев, где-то на краю континента, в такой близости от вожделенной счастливой жизни, где неверные псы, каким-то чудом, но, конечно же, по соизволению Аллаха, смогли построить лучший мир. Конечно, построить для них, для правоверных мусульман. Не мог же милосердный Аллах, подарить те земли, полные хорошей жизнью, неверным псам? Конечно, не мог! Что за нелепица? Неверные поколениями строили это всё для них, для добрых мусульман. И пришло время всё это взять, но не будет это легко и, и больше некому это всё брать.

Лагерь, обычно по утрам галдевший хлеще чем Московский проспект в час-пик, сейчас был погружён в мёртвую тишину. Ни звука не доносится оттуда.

Ни единого звука.