И путь к Великой Кормушке, лучше всего открывает как раз таки кристальная честность и труды тяжкие на благо общества, вот будь он такой, как раньше, никогда бы не рискнул стать честным милиционером. А теперь — теперь ему это по зубам.
Потому что…
Он не успел открыть дверь подъезда. Она сама открылась. Угол двери врезался в лоб, он на мгновение растерялся, а потом услышал тихий хлопок. Стало больно, он ощутил, как падает на пол, прямо в грязь бетонного крыльца, изобиловавшего глубокими ямами и трещинами. Он застонал, открыл глаза.
— Привет от хороший людей тебе падла.
Сказал высокий человек, чьё лицо скрывала кровавая пелена, застившая глаза. Он увидел очертания пистолета, глушитель — пламя полыхнуло и стало темно.
Тихо и печально подвывает ветер, на улице пустынной. Вечер, почти никого нет, разве что стайка молодёжи, в соседнем дворе, пиво с водочкой мешает. Вот открылась дверь подъезда, вышла какая-то женщина в синтетическом потрёпанном пуховичке. Глянула она на тело что валяется поперёк крыльца. Вскрикнула испуганно — кровь по всему лицу. Пригляделась.
— Опять алкашня всякая шляется. — Буркнула женщина, переступая через тело. — Нажрутся, потом валяются, тьфу, сил уже нет, на вас иродов смотреть-то…
Она пошла дальше, оставив покойного валяться на земле, покойного, у которого не видно ран, только крови чуть-чуть. Да и одет он как-то слишком уж для алкаша-то…
Глаза открылись, Виктор сел. Кашлянул громко, вздохнул тяжко.
— Опять пристрелили. Как заебало уже… — Проворчал он, поднимаясь на ноги. Отряхнул рукава. Толку только — вся спина мокрая. Лужи эти блин, нет, надо что-то с этим ЖКХ делать, а как есть-то захотелось! Вот всегда такая фигня, когда его пристрелят! Надоело — ужас как.
Подполковник, уныло осмотрелся. Глянул на дверь, потом на машину.
— А! — Махнул он рукой. — Поем, а потом домой.
И двинулся обратно к машине. В отделе как раз есть пара бомжей и три проститутки. Никто и не заметит, если завтра они не появятся на улице. Их ещё не оформляли — пунктик у него такой, мол, не зачем портить статистику. Оформлять отбросы только если это необходимо. Подчиненные, конечно, косятся, за спиной, у виска пальцем крутят, но это лучше, чем если они узнают правду. А, правда, та, в общем, лучше не знать никому, что эти задержанные, на самом деле его НЗ на ножках, как раз на такой вот случай.
Он открыл дверь, потоптался на месте — весь плащ мокрый. А сидения хорошие, ткань дорогая на них. Плащ же гораздо дешевле. Снял, скрутил валиком и в багажник бросил. Вот так нормально, сидения не пострадают, а плащ потом соседке постирать отдаст. Она к нему не равнодушна, женщина одинокая, с ребёнком, из кожи вон лезет, что б ему понравиться, а он держится на расстоянии, но всё же не слишком далеко. Просто удобно это, когда есть кому шмотки в стирку отдать, да у кого поесть еды домашней, Виктор замер у двери. А почему бы не шагнуть дальше? В конце концов, будучи женат и с ребёнком, пусть и не своим, а это даже и хорошо — в глазах публики, борец с преступностью, честный до мозга костей, да приютивший чужое дитя и взявший в жёны мать-одиночку, кхм. Надо подумать. Мысль неплохая, но…
— А! Блять!!! — Взвыл он, закрыв дверь.
— Не нужно так остро реагировать. — Сказал девица в очках, сидевшая на соседнем сидении.
— Какого хуя??? — Рявкнул он. — Ты как сюда залезла, наркоманка долбанная?!
— Я видела, как в вас стреляли.
Он хотел было послать её и за шкирку вытащить из машины, но вместо этого громко сглотнул и замер в неестественной позе. По лицу разливалась бледность. Он нахмурился. Покачал головой — не любил он этого делать. Не в первой, но что поделаешь? Свидетелей быть не должно. Это может навредить его будущему. Великому будущему, в котором не место для различных сплетен и слухов. Его репутация должна быть именно такой, какую он для себя создаёт и никакой другой.
— Тебе показалось. — Всё же предпринял он последнюю попытку, но в душе уже знал — не выйдет. Они никогда не верят его словам. Кто ж станет верить, когда всё видел собственными глазами? Кстати, вот и в отдел ехать не нужно. Еда сама пришла.
— Вы очень интересный персонаж. — Произнесла девушка, поправив очки. — Я наблюдаю за вами уже с полгода. И вы меня удивляете. По многим причинам.
Он не ответил. Вместо этого поспешно осмотрелся. Перед глазами плыли кадры фильмов, где на таких как он охотятся, где их ловят и изучают, или убивают, а то и пытают и, вроде никого. Всё тихо и спокойно. Вечер конечно, почти ночь, не зги не видно. Но не в его случае. Он видел пусть никак кошка, но всё же достаточно отчётливо. Улица пуста, никто не подбирается к машине, никто не собирается его брать в плен, что бы потом ставить на нём чудовищные эксперименты в секретных правительственных лабораториях, где часто ночует сам Курильщик, Виктор тряхнул головой и снова посмотрел на женщину.
— Почему вы очищаете свой город от преступности?
— Что? — Он как-то растерялся. Уж чего-чего, а такого вопроса он не ожидал…
Правду говорить, конечно, нельзя. Кто она такая непонятно. И чем всё это чревато, тоже неизвестно.